– У нашего секретаря, это мы ему телеграмму, сынишка... Из больницы не вылезал, где только с матерью не лежали – такой на простуду хваткий. А я и говорю: Егорович! А ты отдай его нам со старухой. Вот посмотришь» Жена у него как раз на курсах, он рискнул. Мы уехали, а у них скандал... А на этот раз говорит: что, Михаил? Опять ты в свой цыганский отпуск? Опять! А нашего Андрюшку прихватишь? Смотри, говорю, как твоя Валентиновна. А вечером приходит она сама: «Дядя Миша! Возьми сына, пусть перед школой окрепнет да хоть набегается».

– Это беленький?

– Андрюшка, – позвал кузнец. И, когда тот подскочил тут же, не то приказал ему, не то попросил: – А ну, принеси-ка нам с дядей по картошке!

Через минуту тот снова появился перед нами, каждому подавая на ладошке большую печеную картофелину. Стоял, босыми пальцами почесывая под коленом другой ноги, из куцего осеннего пальтеца тянул руки, и лицо у него было деловитое. Костер горел напротив, и хорошо было видно, как из-под курносого носа у мальчишки медленно, но упорно поползла прозрачная соплюшина, докатилась почти до нижней губы, но он, только чуть покривив лицо, длинно шмыгнул носом, и все стало на свои места.

– Уже не пропадет мужик! – одобрил кузнец, когда Андрюшка отошел от нас и опять повалился около костра.

И я подтвердил сквозь смех:

– Все, этот не пропадет!

Картошка была горячая, пекла во рту, и я задыхался от парного ее запаха, который с давних пор был для меня как бы особым знаком простого и счастливого бытия – то в детстве пастушонком единственного теленка, то в студенческие времена грузчиком на каком-нибудь столичном вокзале, рабочим в дальней экспедиции, охотником.

И Михаил, видно, тоже припомнил что-то свое, потому что голос его стал глуше и как будто задумчивей:

– На недельку останусь, кой-что еще починю. А потом целый день буду флюгарки мастерить. Всяких понаделаю! И больших накую, тяжелых, и легких, как пушинка, – колдунчиков... Вроде нет ветра, ни глазом его, ни ухом, а он все равно тихонечко – раз! – и повернулся. Накую, понавешаю на крыше – пусть Яковлевич кузнеца Мишку вспоминает. Пусть люди соображают: а почему это такой большой дом без хозяина?.. И почему один всю жизнь на месте, как дерево, а другой – как перекати-поле? А я буду флюгарки зимою, когда метель, вспоминать, и тоже... о всяком...

Из темноты появился управляющий.

– Вон ты где. А я гляжу, может, уже пешком?

– Беседуем, – сказал Михаил.

Иван Яковлевич присел рядом на корточки, миролюбиво оперся о мое колено.

– Все легковые, как нарочно, в разгоне, а вот грузовая скоро будет, бураки повезет – как ты?.. Только в кабинке у него женщина, уже успел посадить.

Я сказал, что сегодня будет тепло и наверху, и Михаил поддержал:

– Сенца у меня возьмешь подстелить.

– Хэх, а то в совхозе своего нету – у цыгана будет брать! – Останусь я еще на недельку, Яковлевич,

Управляющий тут же ухватился.

– Маловато. Ты еще подумай, Мишка...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.