Но вот стиль, строго заказанный «мавританско-готический» стиль? Могла ли эта «заказанность» сковать Баженова или ограничить его фантазию? Вопрос риторический хотя бы уже потому, что речь идет об архитекторе гениальном, а гению свойственно многое, за исключением одного — подражания.
Для Баженова эта «готика» была первым звуком, с которого начал он «импровизировать» свою тему, свою музыку. По сути дела, он создавал новый, романтический — и что, пожалуй, более важно — русский стиль. Удивительное чувство такта позволило Баженову соединить «стрельчатость» и «прямизну» готики с мотивами древнерусской архитектуры — ее мягким, пластичным узорочьем. Заметим и то, что, как и древние русские мастера, пользовался Баженов самым простым материалом — кирпичом и белым камнем. Колер красно-бурого кирпича и мячковского белого камня, с неповторимыми его и постоянно меняющимися оттенками, оказался на редкость нарядным. Изродная мрачноватость готики приобрела черты романтической сказки.
«Редкостную и отменную красоту» явило собой Царицыно, по отзывам современников. Но те же современники задали нам загадку, не оставив хотя бы намека на верный ответ...
Минуло десять лет, наполненных, как было сказано, трудами зодчего и вниманием императрицы к царицынскому строительству. Весной 1785 года почти все было закончено: возведены Хлебный дом, кавалерские корпуса, Фигурный мост, Фигурные ворота, Оперный дом, а стены самого дворца выведены под кровлю. Ждали высочайшего посещения.
Мы опускаем описание второго посещения Царицына его хозяйкою, скажем только, что было оно столь же помпезно. Нас интересуют «царицынские тайны» — о них и пойдет речь, но должен предупредить: не имея точного исторического материала, основываться мы будем более на легендах и преданиях, которые и породили до сего дня существующие версии?
— Каков дворец. Григорий Александрович (!) (?) — обращаясь к Потемкину, рекла будто бы Екатерина. Но вопросительным или восклицательным знаком заключила она свою реплику — мы не знаем. А будь сегодня известна маленькая эта деталь — всего лишь интонация, — она могла бы многое прояснить в событиях, затем последовавших. К тому же и ответ Потемкина толковать можно тоже по-разному.
— Дворец-то, матушка, пригож, да на гроб похож, — тотчас будто бы ввернул светлейший.
Будто бы или на самом деле было так, но мог ли рифмованный каламбур скорого на словцо фаворита перепугать императрицу до той крайней степени гнева, что тотчас приказала она — факт, неслыханный в летописях архитектуры! — сровнять дворец с землей? Убедит ли вас такая версия? Не знаю.
Необъяснимые приступы гнева монархине этой были не свойственны. Качеством сиим отличался, как известно, наследник — великий князь Павел Петрович, ко двору которого, кстати сказать, был близок Баженов. И вот это последнее обстоятельство рождает другую версию. Но состоятельна ли и она?
О том, что наследник связан с масонами, а любимый ее зодчий симпатизирует этому не поощряемому правительством движению, не знать Екатерина не могла — известного рода служба работала исправно. Таинственные же масонские знаки, которые якобы императрица «учуяла» в декоре дворца, тоже не могли стать причиной варварского сумасбродства. Знаки — если таковые и были — можно убрать, не трогая всего дворца. Да и нельзя, наконец, представить себе Екатерину тем ребенком, который ломает игрушку только потому, что об нее ушибся.
Была и еще попытка объяснить происшедшее: якобы узнала императрица о готовящемся на нее в Царицыне покушении... На эту версию ответить можно классическим вопросом: «Но зачем же стулья ломать?»
Тайн, как видите, историческому романисту на выбор. Но так ли, иначе было дело, приговор последовал, и ни о каком «обжаловании» речи, конечно, быть не могло. На месте баженовского возводить новый дворец приказано Казакову.
И вот представьте себе положение сотоварища и отчасти ученика Баженова, когда приступает он к работам. По части идей, архитектурных новаций и мастерства был Казаков среди современников фигурой, как мы знаем, из первых, так что угодить императрице труда особого для него не составляло. Но Казаков решается на поступок отчаянный. Он не только возводит строение, которое органически входит в ансамбль, созданный опальным его предшественником, но и самый план дворца общей своей композицией как бы повторяет постройку Баженова.
Думается, в столь рискованном поступке зодчего, кроме чувства профессионального такта и порядочности, разглядеть можно и нечто большее — не протест ли это монаршьему капризу?..
Еще одна тайна? Может быть, и еще одна, а если так, то и она не последняя. Некий рок, с первых же дней как бы витавший над Царицыном, не оставляет его и в последующие годы.
Казакову тоже не удалось завершить работ — неожиданно императрица охладела к Царицыну.
Почему? Ответить на этот вопрос решительно, опять-таки не имея точных исторических сведений, мы тоже не рискнем, а помогут ли тут догадки из области индивидуальной, так сказать, психологии высочайшей особы, не знаю. Екатерина довольно легко и столь же часто меняла свои привязанности, но касалось это персон, ее окружающих. Что же до архитектуры, до которой тоже была она большая охотница, тут ее вкусы отличались постоянством. За исключением... Царицына!
А рок — таинственный этот царицынский рок! — не оставляет его и с кончиной первой, но, говоря строго, так и не состоявшейся хозяйки. Все дальнейшие попытки достроить Царицыно и сделать его подмосковной царской резиденцией так и остались безуспешными. Короче, дело обстояло так.
Романтический — в начале царствования, конечно! — Александр I намеревался устроить себе в царицынских пределах охотничий домик. Сие тоже не состоялось, и тоже по причинам, историей умалчиваемым. Достройка дворца для вдовы вышеназванного дальше намерения также не пошла. Когда же отличавшийся решительностью Николай I пожелал, по примеру бабки своей, «наблюдательно осмотреть» Царицыно на предмет собственного в нем поселения, то нашел, что дворец «недостаточен внутренним расположением», и тотчас повелел приспособить его под... Но, думаю, нет надобности в интригующем многоточии - — вы догадались (времена-то стояли николаевские): под казарму, конечно, — любил и жаловал архитектуру в таком предназначении император безмерно. Но повеление и этого российского правителя также осталось без последствий.
Николаевским временам вышел срок, однако и это немаловажное для России событие не изменило судьбы Царицына в лучшую сторону. Скорее наоборот. В шестидесятых годах дворцовое ведомство пыталось продать дворец на кирпич. Да вот покупателя не сыскалось, и похоже на то, не из-за суммы в восемьдесят две тысячи рублей (тут бы и скинуть можно), а потому, что уж больно крепка оказалась кладка.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Рассказ
Рассказ
Нравственная норма