Трудные странствия от роли к роли

Мария Богданова| опубликовано в номере №1328, сентябрь 1982
  • В закладки
  • Вставить в блог

– Налево, еще раз налево, теперь направо. Евгений Киндинов ведет по узкому коридору с высокими порогами и неожиданными ступеньками за кулисами МХАТа на улице Москвина. Здесь пахнет, как в старых московских квартирах, сухим пропыленным деревом. Входим в гримерную. Вдоль боковых стен – ряд одинаковых столов с тройными зеркалами и большими голыми лампами на высоких подставках. Сейчас комната освещена верхним светом: до начала спектакля еще три часа. Вид у ламп без абажура всегда деловой и немного суровый. Киндинов садится за стол и, вглядываясь в свое отражение, быстро подносит руку к виску, будто чадо что-то поправить, но тут же опускает: грима еще нет. Потом с готовностью оборачивается. И разговор начался, но не совсем обычно: Киндинов первым стал задавать вопросы. Видимо, ему валено с самого начала понять, что за человек оказался рядом с ним. Взгляд у Киндинова пристальный, но не тяжелый, его внимание к собеседнику помогает говорить; на сцене, вероятно, это немало значит. Но вот, наконец, выдался момент, и теперь вопрос обращен к Евгению. Самый простой: какие увлечения были в школе?

Оказалось, что тогда Женя Киндинов с наибольшим рвением занимался английским, хотел поступать в институт иностранных языков, потому что больше всего на свете мечтал путешествовать, узнавать людей, другие страны... Мальчишеский романтизм? Однако подтолкнувший к самостоятельным и серьезным занятиям. А как же театр?

Он был частью реальной жизни Жени Киндинова, а не в его планах на будущее. Была театральная студия при Доме пионеров, где он занимался со своей старшей сестрой. И трудно сказать, что было главным в его привязанности к студии: желание играть или желание жить общей жизнью со своими друзьями, потому что студия была своего рода клубом, в котором встречались, спорили, отдыхали, узнавали новое... И любили играть вместе не только в спектаклях для зрителей, но и для себя на вечерах, когда устраивали своеобразные шарады. Эта игра была для них своего рода школой актерского мастерства. Чтобы победить, нужно проявить не меньше воображения и выдумки, чем на сцене. Попробуйте, к примеру, разыграть слово «воздух». Надо разбить его на две части – «воз» и «дух» – и придумать к каждой из них какие-нибудь изображающие их сценки. Да так, чтобы было в меру и понятно и загадочно для тех, кто должен разгадать слово.

– Мне повезло, что в моей жизни была эта студия. И не только потому, что она определенным образом подготовила меня к театру, – размышляет Евгений Киндинов. – Там я чувствовал радость долгого и непустого общения с большим кругом людей; там я узнал лучшие стороны жизни в коллективе. Мы даже вместе встречали Новый год, а ведь тогда нам было пятнадцать-шестнадцатъ лет, уже появлялись сердечные привязанности, возникало ощущение своей обособленности и независимости. Но студийная жизнь воспринималась нами как что-то гораздо более важное и значительное, чем все, что происходило вне ее.

В то время было еще одно страстное увлечение – коллекционирование марок. Маленькие треугольники и квадраты с разноцветными изображениями растений всех стран и континентов занимали мое воображение так же, как и любимые книги о путешествиях. У меня был довольно большой альбом фауны. Собирать его помогало то, что я вел тогда довольно обширную переписку (теперь, к сожалению, письма пишу уже не с такой легкостью и охотой). Не ленился даже писать на английском языке в другие страны. Это занятие не было в тягость, так как учить язык я любил и не упускал возможности попрактиковаться. У меня был друг, с которым мы вместе занимались английским, вместе ходили в Дом пионеров и оба хотели поступать в один институт. Дружба давалась тогда как-то легче и свободнее. Теперь она осложняется самыми разными причинами, даже моей профессией, которая отнимает уйму времени. Театральная же студия давала мне не только возможность играть, но и иметь много добрых друзей. Ходили мы вместе и в театр...

Особенно любили «Современник». Возглавлял его в то время бывший питомец их студии – Олег Ефремов. Об этом говорили всегда с гордостью и значительностью. То, что определяло театр Олега Ефремова 60-х годов: высокий эмоциональный накал в сочетании с тонко выстроенным психологическим рисунком роли, острая полемичность и актуальность идей, выраженная в обыденных, детально обрисованных ситуациях и характерах, – все это было близко юным участникам студии, формировало их взгляд на театральное искусство.

Окончена школа, в руках у Евгения Киндинова направление в институт международных отношений. И все-таки не странствия «по городам и весям» стали уделом взрослого Киндинова.

Вместе со своим другом он пришел в школу-студию МХАТа на консультацию перед вступительными экзаменами, не решив еще окончательно, куда пойти учиться. И там уже не товарищи по студии, не школьные друзья, а мастера актерского искусства были его судьями. Их безоговорочное признание способностей абитуриента Евгения Киндинова определило его выбор.

...Наверное, в работе актера есть что-то близкое к путешественнику – гастроли-поездки... Но не находит полного выхода тяга странствовать, жажда тревожной и радостной остроты восприятия, которую можно испытать, только оказавшись в незнакомых местах. Может быть, поэтому Киндинов время от времени возвращается к своей коллекции карт тех городов, в которых ему случалось бывать. Цветным карандашом помечены маршруты его прогулок, места, где он жил и бывал... И память восстанавливает то, что видел, что чувствовал, бродя по незнакомым улицам, переступая пороги впервые увиденных им зданий.

Киндинов как-то сказал, что работа актера привлекает его еще и тем, что можно вновь пережить то, что уже навсегда ушло из твоей жизни, испытать такие состояния, которые бы никогда не узнал вне сцены, оказаться на несколько часов другим человеком, для изображения которого найдутся в твоей внутренней «кладовой» и нужные маски и нужный наряд. Человеческие характеры, судьбы – это своего рода новые, неизведанные страны.

Куда же заносила актерская судьба Евгения Киндинова в начале его творческого пути в кино? Звучат названия хорошо известных фильмов, с которых началась работа Киндинова в кинематографе: «Городской романс», «Молодые», «Пой песню, поэт!». Разные характеры, разные жизни у его героев в этих фильмах. Но в памяти с ними происходит странная вещь: они совмещаются как бы в один кадр, различия легко стушевываются, и выступает один обаятельный и мужественный образ героя без имени. Он не богат разнообразием красок, но в нем есть те черты, которые всегда глубоко действуют на зрителя: способность жить страстями, стремление понять другого. Актерская индивидуальность Киндинова давала возможность зрителю домыслить или, вернее, «дочувствовать» в его героях то, чего им не хватало по сценарию или режиссерскому замыслу. Конечно, наиболее удачным бывает результат работы в том случае, если происходит обоюдное обогащение между героем и его исполнителем. Ведь актер использует не только свой эмоциональный, и духовный опыт, но и то, что дает ему сам драматургический материал. Если же в работе исполнитель должен рассчитывать только на свой «багаж», то рано или поздно, но скорее всего рано наступает творческий кризис. Поэтому, может быть, так особенно необходимо молодому актеру играть классический репертуар.

-Могло так случиться, что Киндинов превратился бы в одного из тех актеров, которые «спасают» слабый материал и гибнут сами. Но в 1975 году у Киндинова появился герой, чье имя запомнилось надолго, – Сергей Никитин в фильме «Романс о влюбленных».

«Романс о влюбленных» заставил заговорить о себе очень широкий круг зрителей, профессионалов-критиков и любителей кино. Говорили о нем по-разному, порой незаслуженно превознося или слишком уж громя. Но не говорили равнодушно: сама тема фильма, тема любви и верности, не могла не найти отзыва в сердцах зрителей.

– Было страшно трудно играть Сергея Никитина, – говорит Киндинов. – Меня на него не хватало. Это ведь человек уникальный, гений в смысле умения глубоко чувствовать. И эту глубину нужно было не просто ощущать в себе, нужно было ее обнажить до предела. Необходимость находиться все время в предельном эмоциональном состоянии делала естественный для профессионального актера момент раскрепощения и свободного ощущения себя в роли столь трудным, что иногда казалось, еще немного – и вся жизнь из меня выйдет.

Одной из сложнейших была сцена после объяснения с Таней. Двор, где происходили съемки, уже изнемогал от света, шума и криков. А мы все пробовали. Я и ползал, и плакал, и метался, как безумный... Раскручивал себя до предела... А потом, пройдя сквозь все эти «пытки», нашли верный образ эпизода. Все обрело необходимую норму...

Если не забывается «Романс о влюбленных», если о нем есть еще желание говорить, то в большой степени из-за главного героя фильма.

Открытость _и страстность, с которой проявляет себя герой Киндинова и в любви, и в страданиях, в радости и отчаянии, вызывает в нас, зрителях, привыкших в большинстве случаев следовать заповеди «молчи, скрывайся и таи», глубокое сопереживание и даже потрясение силой его натуры. Но если кого и «корежило» от столь открытого проявления чувств, то это скорее всего от их эмоциональной скупости, и уж им-то наверняка не было грустно наблюдать за перерождением героя во второй серии, за тем, как затухал пламень сердца, превращаясь в обыкновенный теплый огонек.

Среди режиссеров Киндинов считается талантливым актером с высокими профессиональными качествами. Его относят к категории так называемых думающих артистов, он требователен ' к себе, умеет много и упорно работать...

Все эти качества, безусловно, проявляются в его работе в кино. И все же пока только роль Сергея Никитина подтверждает в полной мере эту его профессиональную репутацию. В чем дело? В случае? Не было больше подходящей роли? Или дело в нем самом? Заявил о своих возможностях, а раскрыть их до конца не может? Нетерпелив? Берется за слабый материал?

Но, может быть, Киндинов – один из тех актеров, которым в начале пути очень нужен хорошо чувствующий и понимающий их режиссер? Потому что в Киндинове нет открытого темперамента, легко перестраивающейся, подвижной психики, то есть тех качеств, которые даже не очень проницательному режиссеру позволяют верно угадать возможности актеров в той или иной роли. Творческая индивидуальность таких актеров, как Киндинов, не проявляется ярко и явно в его внешних данных. А по ним, во всяком случае, вначале, определяю! амплуа исполнителя. В Киндинове прежде всего замечали черты простого, мужественного и бесхитростного парня, и он получал соответствующие роли в фильмах. Наверное, каждый актер мечтает о «звездной» роли, и если мечта эта долго не сбывается, то бывает печальный исход: актер теряет себя. И надо иметь достаточно мужества, чтобы дождаться счастливой возможности сыграть именно ту роль, которая в полной мере раскроет его творческую индивидуальность. Последние работы Киндинова в театре («Три сестры», «Братья Карамазовы», «Чайка») позволили ему раскрыть свое дарование гораздо полнее. Вообще-то театр давал Киндинову возможности проявить себя намного щедрее, чем кино. Особенно, считает он, ему стало интереснее работать с тех пор, как Художественный театр возглавил Олег Ефремов. Первая роль при новом главном режиссере – Якорев в спектакле «Последние» Горького.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены