Рассказ
Гугули был нашим кумиром. Мы, четверо пацанов, смотрели на мир его глазами. Верили, что Земля действительно круглая только потому, что так нам сказал Гугули, верили, что лучший футболист в мире – Рикардо Замора, а самый плохой сосед – дядя Аршалус. Тот самый близорукий и рябой дядя Аршалус, который застал Гугули курящим в саду и наябедничал его маме. Соберет, бывало, Гугули нас, четверых двоюродных братьев, оглядит с ног до головы, повернет и поставит в ряд по возрасту: Бичико, меня, Нодари, Гиви.
Затем подойдет к нам, замеревшим у стены, и начнет сыпать вопросами: то из таблицы умножения, то на сложение и вычитание, то еще из теории относительности Эйнштейна, и, дай бог памяти, по-моему, доходил до гелеоцентрической системы Птолемея. «Перестань мучить детей!» – сердилась тетя и, всучив сыну потрепанный учебник, говорила: «Почитай 'лучше, может, хоть что-нибудь останется в твоей бестолковой голове!»
Как бы не так!
Гугули прятал учебник за спину и скалил зубы. Потом щурил глаз и начинал сыпать такими головоломными вопросами из философий Канта и, кажется, Фейербаха, что по коже мурашки начинали бегать.
На свои бессвязные вопросы Гугули никогда не требовал правильных ответов. Главное было не растеряться и как можно быстрее, бойко ответить.
Эти ответы, по словам Гугули, постепенно развивали в нас способности к независимому мышлению, обогащали нашу лексику, приучали к риторике, приобщали к дадаизму и еще ко всякой чертовщине.
Победителю в ответах на вопросы Гугули торжественно вручал выпеченный тетей пирог, а тому из нас, кто занимал последнее место, доставались щелчки в лоб. Количество их устанавливал Гугули. Чем более бестолковым, коротким и запоздалым был ответ, тем больше щелчков попадало проигравшему.
Гиви от щелчков был освобожден. А больше всех, чего скрывать, доставалось по огромной стриженой голове старшему из нас – Бичико.
– Сопляк, – сказал однажды Гугули взбунтовавшемуся Бичико, который опротестовал количество щелчков, – ты же видишь, что пирога не много. Гиви мал. У Нодари нет отца. У Отари мать в больнице. Пусть они поедят. У тебя и отец есть и мама, пусть они тебе и испекут.
Ну, что я тогда понимал?! Сейчас, когда я смотрю на фотографию Гугули, в полузабытых воспоминаниях все четче вырисовываются его статная фигура и ясное лицо. Перед глазами появляется его добрая улыбка. Не думайте, что хвастаю своим близким. Клянусь всем самым святым, у нас, четырех пацанов, был такой двоюродный брат, который мог собой украсить затененный кленами проспект Руставели! Понятней и ближе мне становится великая, глубокая печаль Теи.
Гугули был уже в восьмом классе, а все еще держал вместе с нами палочку-выручалочку. В девятом прыгал цалики-малики. Когда перешел в десятый, играл с нами в войне и боролся, устраивал нам соревнования на вопросы и ответы и щелкал по лбу...
Эх!
Хорошим был парнем Гугули, хорошим!..
Однажды, дождливым вечером, из четверых двоюродных братьев Гугули почему-то выбрал именно меня, позвал в комнату и закрыл двери.
– Кто я такой? – спросил он.
– Гугули.
Я тут же получил щелчок в лоб.
– Кто я такой? – повторил вопрос Гугули и прищурил глаза.
– Великий повелитель.
– Правильно. – Гугули опустил руку, которой снова приготовился меня щелкнуть, и вытянул из кармана сложенный вдвое конверт. – Это письмо ты должен отнести в десятый второй класс. Понял?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.