Третий стимул

...Только что бы ты ни строил, Это будет балаган, Если только ты не строишь Вольный город Зурбаган.

Балаган – это, конечно, некоторый перебор. Зурбаган – тоже сильно сказано. Вообще молодой автор в выражениях не стеснялся.

Но не будем ловить его на риторике, на громком слове, не снабженном положенными оговорками. Лучше попытаемся понять, что подразумевал челнинский парень под своим «Зурбаганом». И почему товарищи его помнят четверостишие наизусть и так охотно читают новым знакомым. И почему, кстати, из многих стихов, слышанных и читанных на разных стройках, задели меня именно эти четыре строки.

На последний вопрос мне ответить проще всего. Эти не слишком складные стихи, с их повторами и небрежной рифмовкой, очень точно схватили настроение, которым, на мой взгляд, пронизан сам воздух молодежных строек, по крайней мере тех, на которых я бывал.

Помню, в Темиртау, в самом начале шестидесятых я спросил умненькую девочку, второй год малярившую в жил строе:

– Как ты считаешь, каким должно быть общежитие на стройке?

Девочка не удивилась вопросу и не задумалась, разве что секунды три искала формулировку:

– Общежитие? Оно должно быть... ну, чем-то вроде молодежной коммуны.

Я изумился: она слово в слово повторила то, что думал по этому поводу я сам.

Между прочим, жила девочка в общежитии – деревянном, примитивном, с минимальными удобствами, в комнате на шесть коек. И всю осень (а разговор у нас был осенний) стройка утопала в грязи, так что собеседница моя по нескольку раз в день – перед общежитием, перед столовой, перед прорабкой – специальными скребками счищала грязь с резиновых сапог и мыла их в специальных корытцах, сваренных наскоро из железных листов...

И еще несколько ребят, которым я задал тот же вопрос про общежитие, ответили примерно так же.

Стройка была тяжелая, многопроблемная. И идея наша выглядела наивно, нелепо, предельно непрактично. Но она носилась в воздухе.

Помню Кондопогу, гостиницу, соседа по многокоечному номеру – невзрачного и добродушного, с расплывчатой улыбкой – Лешу. Он был парень безалаберный и добрый. Заработки предпочитал хорошие, но, получив деньги, терял к ним интерес – хоть пропить, хоть раздать, хоть растерять. Леша в Кондопоге рассчитался, теперь ехал куда-то в Архангельскую область.

– А там что? – спросил я.

– Там, говорят, здорово, – отозвался Леша.

– А что здорово-то?

– Да хорошо.

Ничего более внятного я от него не добился. Да и не знал он больше ничего. Просто какой-то парень в автобусе сказал, что там здорово.

Леша не читал Грина, даже имя это вряд ли слыхал, но и его влекло с места на место, со стройки на стройку все то же гриновское, с прописной буквы, Несбывшееся.

Еще помню Дивногорск. Я попал туда, когда плотина уже стояла, а ГЭС работала. Волна строителей почти схлынула, и благоустроенный городок стал спокойным и малолюдным. Но вчерашние монтажники и бетонщики, по разным причинам осевшие в Дивногорске, притихли и затосковали.