Травиата

- Пою...

Туманов собирался объяснить, что произошло недоразумение, но режиссер уже выбежал из уборной.

Через минуту Туманов стоял за кулисами загримированный. До выхода оставалось не больше семи - восьми минут. Бежать он не решался. Бежать в костюме и гриме по улице было рискованно.

На мгновение Туманову представился зал, переполненный зрителями. Стало до того страшно, что захватило дыхание. Потом он вспомнил кружковцев, Иру, ее слова, что он не осмелится даже выйти на сцену. «А вот возьму и выйду», - зло подумал Туманов, но сейчас же испугался своих мыслей.

Раздался голос режиссера:

- Ваш выход!

Туманов вздрогнул и, пошатываясь, двинулся вперед. Когда он появился на сцене, в зале раздались громкие продолжительные аплодисменты.

Туманов стоял, не решаясь шевельнуться. Из зала по-прежнему неслись аплодисменты. И вдруг Туманова перестало трясти. Его охватило какое-то странное спокойствие. Он забыл обо всем: и о том, что его принимают за другого, и о премьере, и что он на сцене. Когда аплодисменты затихли, Туманов подошел к Виолетте и спокойно произнес:

- Отец Альфреда перед вами. Твердость собственного голоса удивила его. Он припоминал жесты, движения и спокойно вел свою роль.... Кружковцы внимательно следили за исполнением. Они восторгались игрой, голосом, манерами Жермона.

- Вот бы нам такого, - с завистью сказала Ира Юркова.

- Хорош! - восхищенно прошептал Миша Зорин, игравший Альфреда, и навел бинокль на сцену.

- Лешка, ей - богу, Лешка! - вдруг закричал он.

- Тише!

- Где Лешка?

- На сцене, гляди!

- С ума спятил!

Зорин протянул бинокль Корковой.

Второй акт подходил к концу. На сцепе были Жермон и его сын Альфред. Туманов, став за кресло, впервые посмотрел в зрительный зал. Затем, выдержав паузу, он запел:

«Ты забыл край милый свой, Бросил ты Прованс родной, Где так много светлых дней Выло в юности твоей...»

Когда Туманов кончил, зал дрогнул от аплодисментов.