Поругание родной земли испокон веку было болью поэтов. Но как бы ни повергали колокола, их благовест воскресал: раскаленной добела тревогой строк: трагедией судеб, что оборачивалась посмертным признанием. Памятники — свидетельство прозрения живущих. Признание вины. Способ покаяния. Провидчески точен Николай Рубцов, слышавший неистребимость соборных. всенародных звонов, отозвавшихся эхом как в луговых колокольчиках России. так и в окающем вологодском говоре. На виду уж третьего поколения российских граждан именно отсюда разносятся по белу свету воззвания к исторической совести.

Позволительно ли сказать: публицистика красоты? Но именно такой я чувствую поэзию Николая Рубцова. Каждая его строка — припадание к ранам отеческой пажити, врачевание иссеченной памяти, соединение двух великих понятий: Россия — Русь. «Храни себя. храни!» — обращенное к родине завещание. Судьба Рубцова, ныне одиноко сидящего в бронзовых одеждах на высоком берегу Сухоны в Тотьме. похожа на судьбу светлой свечой вознесенного к нему тотьминского Входо-Иерусалимского храма. По велению вельможных рычагов в рубцовские времена в нем гнали «вермут», а ныне собираются перейти на безалкогольный лимонад. Горы угля чернят непорочную белизну стен. Механизмы сотрясают их изнутри. Прежде тихую церковную площадь линчуют колеса гигантских машин да брань пьяниц — водочный магазин прилепился возле храма, видимо, в качестве наглядного пособия по атеизму.

Судьба святынь наших определяет судьбу нации. Так всегда было на Руси. На духовный, незримый оплот наши предки полагались больше, нежели на видимую незыблемость крепостных стен. Не потому ли пришел на тотьминскую землю, замученную трехлетним нашествием казанских татар, смиренный монах Феодосии Суморин? Отнюдь не сразу духовным назидателем. Исполняя послушание, отправился из Прилукского монастыря в соседние с Тотьмой Варницы — варить соль.

«Постом и бдением, и власяным одеянием, и веригами тело свое удручил еси», — поет слова тропаря псаломщик Иван в Троицкой церкви Тотьмы. выкликая из людского беспамятства и небрежения замечательное имя, в лихое российское средневековье просиявшее на тотьминской земле. Да и сам монастырь восстает из небытия усилиями местных реставраторов, возрождая не только имя его основателя, но и зодчего Василия Казакова, по чьему проекту был возведен, а ныне воссоздан Вознесенский собор.

Правда, лучше пока смотреть на него издали, с холма, ибо вблизи непереносимы следы нашествия «иных времен татар». Трос стягивает петлей зубцы монастырской стены. Еще недавно, привязанный к трактору, он крушил их, воруя кирпичи собственной истории. Свалки. Засыпанные источники. То пожар полыхает здесь, то провалится «сквозь землю» лишенное фундамента строение. Не для суеты предназначено. видно, это место. Не для суеты.

Зреют в городе милосердные силы. готовясь попечительствовать, спасать. Да, денег мало: реальных восемьдесят тысяч в год на всю реставрацию. Но я видела, с какой болью приемлют нынешние беды монастыря учитель В. П. Спажев. сотрудники музея, горожане. В этом сердечном движении, искреннем горестном сочувствии оскорбленным святыням. на мой взгляд, залог и начало воскрешения живой жизни предков, а не просто реанимация «памятников культуры».

Идея краеведа Станислава Зайцева — возродить былую международную значимость Тотьмы. вернуть смысловую память ее гербу, на котором по золотому полю бежит черная лисица, какую и не видывали в нынешних здешних лесах. С тихоокеанских островов переселилась на герб аспидная красавица из «Русской Америки». Сто семьдесят семь лет назад на калифорнийском берегу, пишет С. Зайцев, застучали русские топоры, положив начало крепости Росс — удивительному памятнику. обозначившему самую южную точку проникновения русской культуры на американский континент. Далеко не благоденствующих, а подчас и голодающих русских поселенцев Форт Росс предназначен был снабжать продуктами со своих угодий и через торговлю. Основателем его был тотьмич Иван Александрович Кусков, мореход и судостроитель, коммерции советник и дипломат, исследователь и умелый организатор.

Умна была императрица Екатерина II. всячески поощрявшая движение новоявленных мореходов значительными ссудами, почетными листами, возведением в дворянское достоинство. «Преумножение пользы» для государства Российского она видела не только в присоединении земель и стоимости чернорунных лисиц, но, может быть, прежде всего в дружеском познании народом народов.

Жива ли в наши дни инерция дружеского движения, заданная более двух столетий назад? В бывшей «Русской Америке», проданной в 1867 году Соединенным Штатам, жива. Форт Росс — ныне национальный парк и памятник штата Калифорния. Есть общество «Друзья Форта Росс». Станислав Зайцев не расстается с присланной ими медалью, отчеканенной в честь Ивана Кускова. И не устает цитировать выступление профессора Роктянского из Калифорнийского исторического центра: «Представители многих национальностей мира внесли вклад в создание и развитие США, нельзя забывать и о той лепте, которая принадлежит русским». «Лепта, — продолжает его мысль тотьминский краевед, — надо сказать, существенная. Штат Аляска — бывшая Русская Америка — по территории составляет более шестой части США».

По выстраданной историей идее Тотьма и Форт Росс не просто побратимы — кровные братья. Однако «брудершафт» двух городов через океан пока не состоялся. Американцы бы и рады: передают с оказией то материалы по реставрации дома Кускова в Россе, то открытки Форта. А что Тотьма? А ничего. Ответных жестов вежливости со стороны градоначальства, занятого повседневностью, не наблюдается. Один С. Зайцев, поддержанный музеем, переживает крушения и штормы, пытаясь пробиться сквозь мертвую зыбь близорукости чиновников, чтобы дотянуться до протянутой через океан руки и скрепить столь насущное во все времена дружеское пожатие держав.

Судьба готовила его к подвижничеству заранее, полня душу его любовью к людям далекого континента. «Вы поймете мой интерес к Америке, если узнаете историю моей семьи». — сказал он корреспонденту журнала «Soviet Life». Отец Станислава, без вести пропавший в войну, как оказалось, при побеге из плена был тяжело ранен эсэсовцами. Истекающего кровью, его подобрали входившие в немецкий город американцы: переправили во Францию, в госпиталь. Спасли жизнь.

Если быть деловыми людьми, то трудно ли подсчитать, какие прибыли принесет Тотьме хорошо организованный международный, в частности, американский туризм? (Если при этом государство не будет стричь купоны с туризма «под самый корешок».)

Городское и районное начальство парировало мои благие пожелания контрдоводом: где размещать заморских гостей, если в городе нет гостиниц высокого класса, и что показывать, если уникальные строения то сносятся, то валятся? А вот это и показывать. Сотрудница британского посольства в Москве Кэйт Кук и Кэйт Маррели из Канады, увидев зимнюю красоту улиц Тотьмы с уютными запахами березовых дымков из труб, восхищенно восклицали: «Тотьма — живая. Суздаль — слишком музей, в нем этого нет». Живая жизнь с ее бедами, прорехами, настроением вызовет куда более сердечное движение иноземных душ, нежели прибранные, парадные формой, но выхолощенные в изначальном их назначении и сути памятники.

Я гость не заморский, на всякое в отечестве своем насмотрелась, и то корчилась от стыда и боли, увидев. в каком непотребстве год назад вернули верующим храм нынешние власти. да и то чиня препятствия, стращая людей. вознамерившихся вступить в церковную общину. Бесчинства, учиненные над храмом, нельзя списать только на злую волю одержимых 30-х годов. Еще вчера речной порт ремонтировал здесь свои механизмы, захламив, прокоптив. изувечив пространство внутри и вне храма. А когда мастерскую перевели в другое место, начальник порта приказал пригнать к бывшему пирсу кран и извлечь бетонные брусы, укреплявшие поднятую над берегом площадку возле церкви.

Не прямая ли в этих злых деяниях «преемственность поколений», способных сровнять кладбище под танцплощадку, а святыню превратить в отхожее место?! Трубами крематория — без куполов, без крестов обращена к небу Троицкая церковь, о которой сохранились летописные записи в фондах местного музея. «Строение здания, — пишется в них. — начатое в этом году (1768), приведено в совершенное окончание через двадцать лет. Произведена сия работа преимущественно на средства и капитал благочестивого прихожанина Степана Яковлевича Черепанова, принятого в Камчатке в компанию на судно...»

Мир праху твоему, благочестивый тотьмич Степан. Сегодня детище твое в надежных руках. Да и что в России может быть надежнее старушечьих рук! Тирания ли. застой ли. война или разруха — ими держится и обогревается большая душа народа. И ныне с великой скорбью и великой радостью приняли на свои плечи заботы о полуразрушенном храме старые женщины Тоть-мы. Побрели по домам в городе, в окрестных и дальних деревнях — просить милостыню на воскрешение Троицкой церкви, которую власти не постеснялись отдать — изувеченной — в материнские руки.

Вот бы куда следовало С. Зайцеву водить экскурсии приезжих. Пусть поглядят, как теплятся свечи, поставленные за неимением подсвечников в эмалированные миски, наполненные зернами овса, в какой нищете пребывает живая живых Тотьмы и каким светом теплятся лица прихожан среди отступающего запустения. Может, найдутся еще доброхоты, пожертвуют на возрождение памятника веры, тем более что открыт для этого расчетный счет. Его адрес: Тотьма Вологодской области, Агропромбанк, расчетный счет №70102.

Возвращение национального самосознания — признак выздоравливающей жизни в некогда прекрасном русском городке. Многие стали понимать вечную ценность духовных ориентиров, воплощением которых было и каменно-деревянное зодчество. История не раз авансировала тотьмичей, направляя распадающуюся на мелочи повседневность к цели государственно значительной, стратегической.

И. А. Кусков, чей дом ныне восстановлен и грядет быть музеем славного тотьминского мореходства, приумножал достояние России за ее пределами. Сейчас — начало обратной миграции идей и людей. В Тотьму воротился, разворошив свое ленинградское благоденствие, уроженец деревни Варницы Владимир Замараев. Отдал жилье, оставил прорабскую работу на стройке, отказался от перспективы стать начальником стройучастка. Это в Питере-то! Архимедовым рычагом, перевернувшим мир и биографию Володи Замараева, было интервью С. Зайцева, попавшееся на глаза десяток лет назад.

— Тогда поразило, — сказал Владимир, — что я ничего не знаю о своем родном городе. Началась резкая переоценка ценностей. Возникла цель: участвовать в возрождении Тотьмы как города-музея-заповедника.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.