Тот незапамятный год...

Тамара Жирмунская| опубликовано в номере №1068, ноябрь 1971
  • В закладки
  • Вставить в блог

Рассказ

Ровно за три месяца до войны мне исполнилось пять лет.

В этот необыкновенный день я проснулась оттого, что родители громким шепотом разговаривали над моей кроватью.

— Положи сюда, в ноги! — заговорщически говорила мама, оправляя на мне вздернутое к лицу теплое одеяло.

— Да она сейчас как лягнется, как сомнет нашу коробку,— возражал отец. И в его счастливо опасливом тоне я уловила гордость и за подарок и за меня, так быстро выросшую ему на радость.

Родители еще только двигали к постели тяжелое кресло, чтобы водрузить на него нечто секретное, а я уже открыла глаза, не в силах больше отдалять минуту дарения.

Коробка?! Какая?! Что в ней?!

Мама бросилась поднимать и целовать меня, будто давно не видела, а я из-за ее байкового плеча старалась получше разглядеть громоздкую картонную коробку, углом стоявшую на кресле.

И вот, наконец, она у меня в руках. Крышка надвинута так плотно, что мои обгрызенные ногти не могут с ней справиться. Устав от усердия, я переворачиваю коробку днищем вверх и вижу много коротких и длинных белых стежков, вкось и вкривь бегущих по картону (точно такие стежки получаются у меня, когда я берусь что-нибудь шить). Я подцепляю пальцами наиболее длинную нитку, рву ее, и там, в глубине коробки, что-то мягко шлепается. Кукла?!

Но тут, истомленный моей неумелостью, отец поспешно снимает крышку. Не просто кукла — красавица, уже освобожденная мной от пут, лежит посреди коробки. В чудесном беспорядке вокруг нее теснятся платья, матрац, одеяло с подушкой и даже трусики с настоящей резинкой. Оказывается, каждый стежок поддерживает какой-нибудь предмет кукольного гарнитура,

Я беру в руки чудного голыша, верчу в разные стороны целлулоидные руки и ноги, слегка оттягиваю голову, чтобы заглянуть в сумрачно-розовое нутро моей красавицы. Я так рада подарку, что ничего уже не желаю: ни пирогов, ни гостей, ни любимых мной тостов — за именинницу, за родителей, за здоровье всех присутствующих.

Мне кажется, что война началась назавтра после моего дня рождения. Но ведь это не так! Были целые три месяца, когда я могла наряжать и укладывать в постель мою новую куклу, гулять за руку с мамой по весенним московским бульварам, копаться с ведерком и совком в свежих сырых песочницах, благоговейно созерцать, как наша бойкая домработница Маруся в отсутствие родителей пляшет и поет:

Раскололся горох

На четыре части.

Почему же не сплясать

При Советской власти...

Так как веселая Маруся собиралась замуж, решено было отвезти меня на лето к маминой сестре в подмосковный поселок Солнечногорск. Впрочем, Солнечногорском называл его только папа. И мама и тетя, уроженцы этих мест, всегда говорили — Подсолнечное. Мне больше нравилось последнее название, потому что оно пахло калеными семечками, до которых я была великая охотница.

Как назло, в начале лета в Подсолнечном заболела моя двоюродная сестра. Мой переезд отсрочили сначала до десятых, потом до двадцатых чисел июня... Сидя за столом, с языком на плече, я неутомимо переписывала с темно-синей пачки два слова: САХАР-РАФИНАД, стараясь повернуть кружочки у «Р» в надлежащую сторону. Как вдруг в комнату вбежала наша Маруся и, даже не попросив извинения у дремавшего папы, с размаху воткнула вилку репродуктора в стену.

Никогда черная тарелка радио не производила на моих родителей такого ошеломляющего впечатления. Хотя она висела чуть выше папиной головы, он тут же снял ее с гвоздя и прямо-таки лег на жесткие винтики, как на подушку-думку. (Одним ухом папа недослышивал.) Мама держала его за руку и повторяла, как старенькая: «Боже мой, боже мой!». На меня она не обращала никакого внимания.

Я недоумевала: чего они испугались? Ведь страшного по радио не говорили — только громкое, торжественное, малопонятное... Как раз накануне вечером мама читала мне сказку про разбойников. Вот это было страшно! Я боялась потом выйти в коридор, опасалась вглядываться в жакетку и пальто, грузно темневшие на вешалке. Всюду мне мерещились разбойники...

И вдруг по радио сказали про разбойников: разбойники напали на нашу страну! Тут я заревела. Я заревела от испуга, но испуг быстро прошел. Все-таки я была надежно защищена — в нашей большой, солнечной комнате, рядом с папой и мамой, за цветастой спиной Маруси.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Варфоломеевские годы

Горячие точки планеты: Ольстер