Не мог представить в тот солнечный день, что через пять месяцев, в декабре, отстояв блокадную вахту, скончается на заводе отец, Василий Никитич, что вскоре не станет матери и старшей сестры Клавы...
Райвоенком же тогда рассудил здраво: из токаря, да такого упрямого, может выйти хороший авиамеханик. В них была особая нужда.
Алексей Чуев стал курсантом авиатехнической школы.
Техником был прекрасным. Достаточно сказать, что после войны ему настоятельно предлагали продолжить учебу в военно-воздушной академии.
А в сорок втором, читая сводки, Чуев стремился на защиту родного города.
– Если уж хочешь бить врага, – сказал ему командир эскадрильи после очередного рапорта авиамеханика, – то надо бить его самому в небе, а не сидеть на ремонтно-эксплуатационной базе, готовя самолеты для вылетов. Воспользуйся тем, что ты отличник, просись в летное училище. Если пройдешь медкомиссию, тебе не откажут.
Отбирали в тот момент два десятка человек из восьмисот желающих. Чуева взяли. Мечтая стать истребителем, попал, однако, в бомбардировочную авиацию. Благодаря своему приличному росту.
Сбрасывал бомбы на коммуникации и военные объекты противника, но на Ленинградский фронт так и не попал.
Больше того, окончилась война, а старшего лейтенанта Чуева не спешили демобилизовывать, перебросили на Дальний Восток. Там, на Сахалине, вглядывался он в высокие сопки, покрытые лесом и дикими виноградниками, в стремительные реки, в озера, полные рыбы. Но все это меркло перед тоской по семье, заводу, токарному делу. Война отгремела три года назад, а он испытывал новые модели самолетов.
Летом 1948 года А. В. Чуев был наконец демобилизован.
В одном интервью его спросили:
– Не тоскуют руки по штурвалу?
В любом ответе он был не только откровенен, но и стремился к обобщению:
– Нет, представьте, не тянет меня к штурвалу. Тянул и всегда будет притягивать завод, токарное дело. С детства я к этому пристрастился. Тридцать пять лет уже в цехе, а работой своей не насытился. Она сродни родниковой воде. И выбрал я ее по любви. В токарном деле считаю себя полезнее, чем в любом другом, и лучшей доли для себя не ищу. Мне ведь не раз мастером предлагали стать, участком командовать доверяли. Не согласился. Меня от станка силой не оторвешь. А навязать человеку дело не по душе – он загубит его, а нелюбимое дело загубит человека... Есть у меня один знакомый (не стану называть его фамилии), так у него, по-моему, вообще ничего не получится. Потому что нет у парня интереса к профессии, увлеченности делом, которое он выбрал случайно. Какой-то он вялый, медлительный. Все делает без огонька, по обязанности. Вечно на работу опаздывает. Далеко живу, говорит. А его сверстники во время войны с одного конца города в другой, голодные, полумертвые, на работу пешком шли. Но опоздать – никогда! Это было равносильно дезертирству, преступлению.
...Итак, в июле 1948 года Чуев появился в отделе кадров Балтийского завода.
– И хорошо, что вернулись, нам военные люди вот как нужны, предлагаю должность... – быстро говорил незнакомый ему человек во френче.
– Пойду к станку.
– Да как вы на нем работать-то будете? – вопрошал инспектор. – Ведь семь лет как резец в руках не держали. Административная же работа вам, бывшему офицеру, вполне...
– Нет, хочу к станку. И обязательно в цех, где трудились отец и я сам.
Вновь – полутемный седьмой механический. Многие станки еще разрушены. На Чуева равнодушно поглядывают незнакомые молодые люди. Стало тоскливо.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.