Тараска

- Не чужой ты здесь, братец, а любимый и дорогой... - Стиль беседы направился на положенный лад.

Во время беседы донеслась до Тараски музыка. И он отчетливо вспомнил - та самая, которую так часто слышал сквозь сон. Он распрощался с проповедницей и, крадучись, пошел по коридорам на нежные и далекие звуки музыка. Открытие - музыка в комнате благовестника! Тараска выбрался на двор, взлез на березу, - нижняя половина комнаты Таисии предстала перед ним. Таисия танцевала с Серым. Зазорно, вызывающе трясла ногами в новом «негритянском» танце.

Тараске хотелось взять большой осколок от старого жернова и грохнуть им в окно. И под грохот его бежать. Бежать, как тогда, вниз по лесам большой стройки - куда глаза глядят. Но вспомнил он мягкую проповедницу, ежедневный сытный обед, горячие пряники с молоком, свою теплую постель, и рука его обмякла, опустилась. Он выругался. Зависть, давнишняя, созревающая в нем много лет, распирала его. Задыхаясь, он стал ходить по двору и злить самого себя.

«Дурак, неужели не можешь ты сделаться таким вот «благовест - никем»? Еще хлеще его можешь стать! Примись же га дело. Примись же за дело! Притворись - ври с открытыми глазами именем Христа, бога, богоматери, всех дьяволов - дурачь это стадо! Дураков хватит! Религия замечательная - все удовольствия позволимы, ссылайся на прогресс и Иисуса! Не медля, за дело! Не зевай - пока места еще не заняты».

Он подбежал к березе и начал трясти ее, приговаривая:

- Я им покажу! Я им всем покажу!

Вверху раздался треск сучьев. Черная масса валилась на него, ломая ветки. Он отшатнулся. На землю рыхло шлепнулся ворох черной одежды.

- Сволочь ты, братец! Я через тебя весь костюм подрал!

- Гриша?!

- Конечно, Гриша. Вместе сидели, а ты и не видел? Не меня с древа блаженства отрясать нужно, а вон кого - Серого!

- Прости, Гриша. Не видал. Ноги, руки - то целы у тебя?

- Сам не разберу. Сволочь ты, братец!...

Тараска взял и поставил его на ноги. Был Гриша мягкий и легкий, и Тараску вдруг охватила жалость к нему, как к ребенку. Он стал ощупывать его руки, туловище. Падение совершилось благополучно, но сквозь костюм просвечивали клочья нижнего белья.

- Что же ты наделал! Мне теперь второй не так скоро дадут. Мне на год один полагается... Большего я и не стою... Что я здесь - на фисгармонии играю да стихи пишу...

- Так это твои стихи девочка декламировала, про овечку?

- Мои... Но стихи что - то не пишутся, братец, а в музыке меня радио заменяет...

- Ничего, на базар с пряниками будешь ездить.

- Я лошади боюсь...

- Тогда в мастерскую? Братец Лубков мужчин не допускает... Святость пряников сохраняет. Велик там соблазн. Девушкам жарко, они в одних рубашках. Положение...

- Несчастный я, братец... Бросил курсы педагогические - пришел сюда, тогда еще я человекам мог стать. А теперь превратился в ребенка» - Гриша сел на землю.