Михаил Юрьевич Лермонтов прожил в подмосковном Середникове четыре лета – с 1829-го по 1832-й. Здесь возник замысел поэмы о молодом монахе, томящемся с детства в монастыре, здесь начат «Вадим», завершена лучшая из юношеских драм «Странный человек». С Середниковом связано множество лирических пьес. Очевидно, были предпосылки для такого взлета творчества, но по биографической традиции долгое время прекрасный особняк, где живал Лермонтов, считался чуть ли не «осиным гнездом». Вот что пишет Т. Иванова: «В Середникове... юный Лермонтов жил в семье, где его только терпели благодаря бабушке (Елизавете Алексеевне. – А. М.). Быт усадебного дома, наполненного преуспевающей столыпинской родней, был враждебен сыну бедного офицера. Конфликт обострялся вследствие характера поэта, прямоты и решительности суждений, нетерпимости к пошлости, фальши, лицемерию». Думается, это не так, точнее, не совсем так.

Столыпины – прямые родственники поэта с материнской стороны – происходили из бедных муромских дворян: две крохотные деревеньки, 20 душ крепостных. В семьях столь скудного достатка все, что касалось домашнего хозяйства, по необходимости «практиковалось с усердием». По необходимости же и детей, тем более мальчиков, воспитывали как работников. К десяти годам они должны были и в обработке поля толк понимать, и цены на хлеб знать, и лошадь уметь заложить. Это уж потом Столыпины в гору пошли: послепетровской России нужны были молодцы, годные ко всякому полезному делу. Недаром в этой семье, по традиции, прочно держался культ Петра. Вот что писал о Петре I один из братьев бабки Лермонтова: «Куда мы не взглянем... везде находим следы его трудов, его попечений... печать его гения».

Любимым детищем великого реформатора была регулярная армия; ей также требовались кадры гренадерской стати. Столыпины же и по этой части вроде как в своего легендарного земляка Илью Муромца пошли: великаны в их роду не переводились. Кондратий Рылеев в стихотворении, посвященном сиротам Аркадия Алексеевича Столыпина, двоюродного деда Лермонтова, писал: «Пусть в сонме юных исполинов на ужас гордых их узрим и смело скажем: «Знайте: им отец Столыпин...» То же слово – исполин – повторяет автор воспоминаний о младшем сыне Аркадия Алексеевича Дмитрии: «Крымская война заставила его искать более деятельной службы... Французы, пораженные смелостью, при виде этого исполина, мерным шагом отступавшего с телом убитого генерала, прекратили пальбу, выражая одобрение. Это подвиг гомерический, напоминающий сказание об Аяксе».

Гренадерский рост не единственная фамильная столыпинская особенность. Неуклонно наследовался в этом роду «умный ум» – практичный, основательный, дальновидный. Ни блеска, ни легкости в Столыпиных не было. Зато это были люди надежные, твердые и с правилами. В бумагах П. А. Вяземского сохранилась «Записка об Аркадии Алексеевиче Столыпине». Аркадий Алексеевич, утверждал автор, редко ошибался в людях, ибо знал все изгибы сердца человеческого, и когда размышлял о каком-либо предмете, ничто не могло развлечь его, пока не обозревал «предмета своего вполне». Был постоянно деятелен, «один умный человек сказал о нем, что он спешил жить».

Те же качества современники отмечают в Лермонтове. Ю. Самарин: «Натура, не поддающаяся никакому внешнему влиянию благодаря неутомимой наблюдательности. Прежде, чем вы подошли к нему, он вас уже понял: ничто не ускользает от него. Он наделен большой проницательной силой». М. Меликов: «Заметно было, что он спешил куда-то, как спешил всегда, во всю свою короткую жизнь». Герой «Странного человека» признается: «Тяжелая ноша самопознания с младенчества была моим уделом». Признание автобиографическое: как и Владимир Арбенин, Лермонтов еще в детстве научился «анатомировать» и чувства свои и поступки. Еще не начав действовать, он уже знал о себе самое главное: «Мне нужно действовать, я каждый день бессмертным сделать бы желал, как тень великого героя, и понять я не могу, что значит отдыхать». И еще: «Мне жизнь все как-то коротка и все боюсь, что не успею я свершить чего-то». В том же Т831 году, семнадцати лет от роду, он поставил перед своим деятельным, способным «утонуть в единой мысли» умом исполинскую цель: найти «спасенье целому народу».

Серьезное, не разменивающееся на пустяки честолюбие – столыпинская черта: все братья Елизаветы Алексеевны были Деятелями. Герой Аустерлица и адъютант Суворова – Александр. Николай – ревнитель военного просвещения, автор замечательной книги «Отрывки из записок военного человека».

Чтобы оценить по достоинству мужество сочинителя, надо не забывать, что «Отрывки» и писались и печатались в ту пору, когда, несмотря на уроки 1812 года, «русская армия продолжала жить под прежним экзерциргаузным режимом и внешность оставалась единственным объектом военного воспитания». Офицеры фрондировали: «Жаль, что приметно дыхание солдат, видно, что они дышат». Николай Алексеевич не фрондировал. С помощью Слова делал Дело. «Без шума, но с твердостью».

«В вооружении и одежде войск не должно смотреть на блеск или красу, а только на пользу. Полки учиться должны так, как должны драться. Что может делаться только на смотре, надобно отбросить как «излишности». Николай Столыпин критиковал не отдельные недостатки. Его не устраивала система образования армии, начиная от способа набора солдат, ложившегося целиком на крестьянское сословие. Начавшаяся через четверть века Крымская война, с ужасающей наглядностью продемонстрировав непригодность основных начал устройства николаевской армии, подтвердила актуальность размышлений Николая Столыпина.

Генерал-лейтенант Николай Столыпин, военный губернатор Севастополя, был убит 3 июня 1830 года во время холерного «возмущения». На эту смерть Лермонтов откликнулся трагическим « Предсказанием »:

Настанет год,

России черный год,

Когда царей корона упадет,

Забудет чернь к ним прежнюю

любовь

И пища многих будет смерть и

кровь.

По всей вероятности, опыт Николая Алексеевича учтен Лермонтовым и при поступлении в военное училище в 1832 году. В очерке «Об употреблении легкой кавалерии» Столыпин писал: «Мы первые в кампании 1812 года показали истинное употребление легкой кавалерии и образец партизанской войны». И далее: «Служба в легкой кавалерии тем полезнее для всякого хорошего офицера, что легкая кавалерия всегда употребляется в передовых постах и отрядах, где офицеры быстрее приобретают опытность войны».

Думается, именно это соображение, а не красота гусарского мундира повлияло на решение Лермонтова стать кавалеристом.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.