«Свой замысел пускай я не свершу»

вспоминает очевидец, «представлял резко очерченный желто-красный круг без лучей». В народе говорили, что все это не к добру, а старики подтверждали: такое было «перед французом»...

Верный принятому правилу – никого не допускать в свой внутренний мир, – Лермонтов отлично ладит с се-редниковскими кузинами и кузенами. А с маленьким сыном Дмитрия Алексеевича Аркадием (отцом будущего премьер-министра) даже подружился – на почве любви к таинственным ночным приключениям: то сов пугают, то попа в мыльне... Для своего десятилетнего дядюшки, вспомнив старое умение, Лермонтов смастерил рыцарский костюм – и латы, и шлем, и меч. И даже стихи для него сочинил – детективно-приключенческие:

Сижу я в комнате старинной

Один с товарищем моим...

Я у окна. Опасно нам

Заснуть. А как узнать? быть может,

Приход нежданный нас

встревожит!

Готов мой верный пистолет,

В стволе свинец, на полке порох.

У двери слушаю... чу! – шорох

В развалинах... и крик! – но нет!

То мышь летучая промчалась...

Словом, все шло так, как и в прошлые годы. Но «демон» серьезной поэзии уже овладел им. Его мышлению тесно в середниковских уютах, «всем напряжением душевных сил» он тянулся из усадебного рая в действительную жизнь, желая постигнуть «теченье века». А век тек, и время выходило из берегов, и прорывало устроенные общежитием плотины, и сокрушало в водоворотах и омутах все, что могло смыть...

11 июля 1831 года началось восстание в Старорусском уделе военных поселений. Поселения, устроенные в районе Новгорода вскоре после окончания войны с французами, по замыслу Александра I должны были разрешить множество неразрешимых проблем: избавить крестьянство от рекрутчины, правительство – от обременительных расходов на содержание армии в мирное время. Ответственным за поселения «освободитель держав» назначил Аракчеева – «преданного без лести». Притеснителю всей России выпала честь увязать Идею и местные обстоятельства. А обстоятельства были сложными. Прежде всего выбранная под поселения земля была слишком бедной: хлеб даже в самых запасливых семействах кончался к началу декабря. Однако смышленые новгородцы находили выход: занимались извозом, продавали в Петербург и дичь, и дрова, и сено, и рыбу, словом, были до того изворотливы, что при скудных доходах с хлеба жили «порядочно». И вот этих вольных промысловых людей привязали к бедной, худо родящей земле. Она и их-то не могла прокормить, а теперь надлежало обеспечить припасами еще и нахлебников: на тысячу поселян – два действующих батальона! Новгородцы попробовали вразумить царя-батюшку, перехватив царский поезд, кинулись ему в ноги: «Прибавь нам подать, требуй от каждого дома по сыну на службу, но не тронь нашей одежды, обычаев отцов наших, не делай нас всех солдатами».

Не казня и не милуя, лишь досадуя на задержку, Александр Благословенный продолжил путь к Москве. Аракчеев и его команда работали не покладая рук, император не жалел средств и был слишком брезглив, чтобы унижаться до ревизий, и вскоре недалеко от Петербурга возникло «чудо» – идеальное микрогосударство, точь-в-точь такое, каким представлял себе воспитанный Лагарпом «кочующий деспот» идеальное государство: «Картина самого великолепного порядка, изобилия и стройной жизни, дотоле невиданной». Идеальному микроцарству не грозили неурожаи: казна немедленно восполняла нанесенный стихиями урон. Существование сравнительно с прежним было хотя и скучным, но зато гарантированным. «Стройная жизнь, дотоле невиданная». просуществовала почти тринадцать лет. И вдруг механизм дорогостоящей игрушки сломался. 11 июля появились первые признаки возмущения. А затем вспыхнул бунт...

Новгород был узловой станцией на тракте Петербург – Москва, весть о возмущении долетела до Москвы с телеграфной быстротой...

По установившейся традиции созданная в июле 1831-го поэма Лермонтова «Последний сын вольности» (о Вадиме Храбром, предводителе восстания новгородцев против Рюрика) считается продолжением и развитием характерной для поэзии декабристов темы древнего Новгорода. На мой взгляд, есть основание объяснить появление новгородского сюжета не литературными влияниями, а реальными событиями лета 1831-го. И по содержанию и по форме поэма, конечно, еще очень далека от действительности, и герои ее совершенно не похожи на новгородских мужиков, знойным летом 1831 года напомнивших всей России, что в них не угас дух прежней вольницы. Но это уже вопрос техники. Написать реалистическую поэму о народном возмущении Лермонтов еще не может, а тема не отпускает его. Он затевает роман...