Свирель

- Здравия желаю, - ответил Илько, не оборачиваясь.

Мы сели на корточки перед котлом, в нем варился коядер: яблоки, хлеб, морковка, зеленые помидоры.

Я сел возле деда Илько у речки, над кручей, на цветущей лесной поляне. Мы хлебали кондор из прокопченного котла. Кончил Илько еду, облизал ложку, положил ее в торбу и сказал:

- Сейчас я тебе, хлопчик, сопилку зроблю.

Цепляясь за ветки, он полез к самой воде, срезал тонкую вербочку и стал состругивать листья. Постукивая по коре черенком ножа, старик рассказывал:

«Был у сестры - красавицы брат - разбойник. Убил он ее и сковал у речки. Выросла из сердца дивчины вербочка. Срезал пастух вербочку и сделал сопилку. Заиграл - плачет сопилка человечьим голосом и рассказывает все чисто про брата - лиходея, про то, как убил он сестру темной ночью».

Солдат снял битую кору с прутика. Просверлил в ней дырки, подстругал белый прутик и снова надел на него кору. Готова сопилка. Он приложил ее к губам. Свирель застонала человечьим голосом. Я смотрел вниз, с кручи, в то место, где срезал прут дед Илько. Нет ли там холмика, не лежит ли в земле дивчина, зарезанная разбойником братом?

И жадно слушал я были и небылицы, которые рассказывал солдат. Обошел Илько всю Россию, а эти места понравились ему больше всего. И стал он семнадцать лет назад работником моего деда и с тех гор ни шагу с его двора, потому что полюбил он мою мать. За шутливость и буйство старики считали солдата чудаком, а дети - сумасшедшим.

Как - то нашел он надорванный рубль. И, возвращаясь из города, купил на все свое состояние гостинцев моей матери.

- На весь рубль! - ужаснулась бабка.

- Да какой там рубль, с дыркой...

Мой дед не платил ему ни копейки. Одевали его кое - как, кормили хуже собаки, а работал он за двоих. Вот и теперь он должен был выкосить траву на лесных полянах. Это на одного человека на две недели работы. На время покоса Илько переселился в лес, построил шалаш и жил в нем, бродил по лесу, собирал ягоду и не показывался на люди. Со мною он подружился потому, что я был тоже работник и надо мной тоже смеялись хуторские ребята. Кроме того Илько любил меня за то, что я сын Марфы...

Каждый день, как только стадо ложилось у реки, я бежал на поляну, к деду Илько, чтобы послушать его сказки и веселые солдатские прибаутки. Однажды в лесной тишине, когда даже птицы не щебечут, разомлев от зноя, я услышал за собой тяжелые шаги. Я спрятался в кустах, чтобы узнать, кто идет на глухую поляну. По тропинке шел мой дед. Я пошел следом. Дед встретился с Илько у самой опушки, и мне было слышно каждое их слово.

- Здравствуй, косарь, - сказал дед, - мне говорили, что ты тут не работаешь, а лясы точишь. Дружки у тебя завелись.

Илько молчал и продолжал косить.

- Стой, собачий сын, когда я с тобой говорю!

Дед ударил палкой по древку косы. Илько обернулся к нему и спокойно сказал:

- Ты меня не трогай, старый черт. Не при николаевском режиме живем. Уходи, пока живой!

- Это что ж, Марфушкин сын тебя научил так с хозяином говорить? Илько повернулся спиной и продолжал работать.

- Подлюка, ты дивись, яка подлюка! - топтался на месте дед. - Смотри, Илько, доиграешься с огнем. Только скажи этому байстрюку что - нибудь лишнее, - убью. Мигом убью. Так и знай.