- Робыть тебе нечего, так ты нашел себе дело - нищих обряжать на тот свет.

Дядька плюнул, бросил рубанок в стружки и ушел со двора.

... Вечером, когда солнце село за гору Верблюдку и воздух стал прохладным и ароматным, мы: дядя Ваня, Микола, Сидор Рычко и я - отнесли завернутого в холстину деда Илько на холм, под дубки и закопали его.

Подошла осень. Созрел боярышник, красный и черный, покраснел кизил и шиповник, созрели сливы, терновые ягоды. Орехов в лесу - хоть. мешки набирай. Но дни теперь были прохладные, после осенних дождей подросла трава, не было мух и слепней, скотина паслась весь день.

Последнюю неделю я снова харчился у деда, обедал на кухне с работниками и был рад, что не встречался с ним.

Когда пришел день расплаты, дали мне хуторяне мешок муки, размолу, два пуда пшена, 16 рублей деньгами, по два рубля с хозяина, и по два фунта сала.

- Цоб, цобе, цобе, цобе! - лупит дед кнутом быков. Медленно подымаются на бугор быки. Повозка нагружена пшеницей, дед едет на базар в Пятигорск, а я его попутчик.

Прощай, хутор!

Вот могила деда Илько. Она осела, провалилась, растет на ней трава» буйный осенний бурьян. Скоро она совсем сравняется с землей, и все забудут о солдате - балагуре...... Спина деда закрывает от меня знакомые места. - Нет, не все забудут тебя, Илько, дорогой товарищ! Вербочка вырастет из твоего сердца, сделает из нее пастух свирель, и пропоет она людям песню о твоих страданиях.

И новое, незнакомое мне чувство родилось тогда в моем сердце. Прекрасное и великое чувство - ненависть.

Не вернулся назад Микита Прокопенко. Через три дня приехали на тачанке люди в кожанках, достали из - под прокопенковского амбара шашку, два нагана, винтовку и три сотни патронов к ней. В столовой разворотили лежанку и нашли 350 золотых царской чеканки и на тридцать тысяч николаевских денег. Потом призвали сына Микиты Прокопенко - Алексея - и спросили, видел ли он, как убил его отец красноармейца. Отец, мол, в этом сам признался. Раз так, не стал отпираться Алексей и рассказал, как было дело: случилось это в лесу, у потайного стойла жеребца Черкеса, в 1919 году, когда хотел красноармеец обменять свою заезженную в походе клячу на племенного жеребца.

По хутору прошел слух, что выдал Микиту внук, пастушонок Игнатка. И когда приезжали в Пятигорск, на базар, хуторяне: сваты, кумовья, дядьки и тетки, - всегда спрашивали у матери, правда это или неправда.

До самой смерти мать моя богом клялась, на икону крестилась, что ее сын этого сделать не мог.

В 1930 году, когда я работал в оперативной тройке по ликвидации кулачества, я снова попал на хутор Кудрявый. Тогда - то и поняли хуторяне, какой грешницей была моя мать.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.