Люблю миры рыбацких снов —
В них обитает хариус.
Их обожает Старшинов
И президент Макариус!

Его остроумию не было предела. Так, одному поэту, который не любил ходить в баню и нередко не мылся месяцами, он говорил:

— Дорогой, не мойся, не теряй своей индивидуальности!..

Он любил собирать и коллекционировать самые разные вещи и предметы. Так, с малых лет начал коллекционировать марки и художественные открытки (он собрал 40 000 открыток, посвященных искусству и географии), увлекался химией, знал на память всю таблицу Менделеева, прекрасно играл в шахматы, снимался в кино — многие запомнили его по фильмам «Андрей Рублев» и «Романс о влюбленных».

Собирал он и автографы поэтов. Нередко сам покупал их книги и просил:

— Сделай мне, пожалуйста, скромную надпись, скажем, такую: «Гениальному поэту Николаю Глазкову».

Если я возражал, он шел на уступку:

— Ну, ладно, напиши скромнее: «Величайшему поэту нашего времени Николаю Глазкову».

О Николае Глазкове ходила слава как о гении. Да он и сам поддерживал эту версию, правда, всегда в этом случае у него присутствовала ирония, которая позволяла расценивать эти его заявления и серьезно, и несерьезно.

Так, однажды, встретив меня на площади Пушкина, он сказал мне несколько очень уважительных слов о великом поэте, а потом заключил:

— Гений!

Потом, полусерьезно-полушутя, как это у него почти всегда бывало, добавил:

— Я вот все думал раньше — как хорошо быть гением!.. Ну вот стал им и, что ты думаешь, рад, что ли?!

Эта ирония проходила нередко в его стихах:

Как великий поэт
Современной эпохи,
Я собою (!) воспет,
Хоть дела мои плохи.
В неналаженный быт
Я впадаю, как в крайность...
Но хрусталь пусть звенит
За мою гениальность!

Когда у меня не было настроения для шуток, а Николай Иванович продолжал их, я говорил ему очень серьезно: «Коля, хватит острить. Давай поговорим серьезно».

И он становился внимательным, сосредоточенным и серьезным.

Очень часто его хохмаческое поведение скрывало его глубокие внутренние переживания. Он как бы надевал маску, которую мог не снимать неделями. Она для него стала второй натурой, настолько естественной казалась для него.

Невозможно было уловить, где он говорит всерьез, а где — шутит. Он сам точнее всего сказал о себе и о поэзии такого рода в «Гимне клоуну»:

Я поэт или клоун?
Я серьезен иль нет?
Посмотреть если в корень,
Клоун тоже поэт.
Он силен и спокоен,
И серьезно смышлен —
Потому он и клоун,
Потому и смешон.
Трудно в мире подлунном
Брать быка за рога.
Надо быть очень умным,
Чтоб сыграть дурака...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.