Cтепан Гаврилович Скиталец-Петров родился в октябре 1869 года в приволжском селе Обшаровка в семье крестьянина. После окончания сельского училища Скиталец поступил в Самарскую семина­рию, но был исключен из последнего класса за «политическую неблагонадежность», ему пришлось сменить много специальностей: работал в земстве, был певцом в бродячей труппе, с которой исколесил Украину, Крым, Бессарабию, и именно в эти годы он впервые начал печататься в провинциальных газетах.

Cтепан Гаврилович Скиталец-Петров родился в октябре 1869 года в приволжском селе Обшаровка в семье крестьянина. После окончания сельского училища Скиталец поступил в Самарскую семинарию, но был исключен из последнего класса за «политическую неблагонадежность», Ему пришлось сменить много специальностей: работал в земстве, был певцом в бродячей труппе, с которой исколесил Украину, Крым, Бессарабию, и именно в эти годы он впервые начал печататься в провинциальных газетах.

На подающего надежды молодого писателя обратил внимание А.М. Горький, благодаря которому Скиталец оказывается в самом центре литературной жизни, больших успехов в своем творчестве он достигает в начале 900-х годов после публикации повестей и рассказов «Октава», «Квазимодо», «Любовь декоратора», «Несчастье» и других.

Октябрьскую революцию Скиталец не понял и не принял и в 1921 году, выехав на Дальний Восток, оказался в эмиграции в Харбине. Но в конце мая 1934 года он возвращается в Москву, а в 1935-м выходят в свет его книги «Повести и рассказы», «Дом Черновых», «Избранные стихи и песни».

В 1939 году писатель отметил свой 70-летний юбилей, а 25 июня 1941 года его не стало.

Декоратор Костовский запил в такое время, когда именно не следовало запивать: готовилась к постановке феерия, успех которой исключительно зависел от красоты декораций. По городу расклеили анонс, нужно было устраивать различные приспособления, писать новые декорации, и вдруг случилось то, чего так боялся режиссер: Костовский запил.

Это всегда случалось в самое горячее время, когда он был дозарезу нужен, и происходило нечаянно, в виде неожиданного несчастия. Словно злая сила подталкивала его в такое время, и запретная влага казалась ему неотразимо заманчивой: он ощутил непреодолимое желание испытать чувство преступности, поступить наперекор всему, во вред самому себе.

Сильные впечатления становились положительно необходимыми этой бурной, талантливой натуре - и он обретал их в пьянстве. Дни загула были у него всегда полны интересных встреч и странных приключений, свойственных только ему одному.

Зато, вытрезвившись, он принимался за работу с какой-то неистовой энергией: кругом него все тогда кипело и трещало, а сам он горел огнем вдохновения.

Его не прогоняли за пьянство только потому, что это был дивный декоратор, гений своего дела.

Он вредил репутации группы скандалами, приключениями, небрежною и грязной одеждой и всей своей неряшливой внешностью, но зато из-под его кисти выходили восхитительные, художественные декорации, за которые публика вызывала «декоратора» и о которых потом печаталось в газетах.

В труппе, за кулисами все сторонились Костовского, и никто не хотел водить с ним знакомства: хористы тоже «пили», но считали себя людьми высшей породы, чем рабочий-декоратор, и не принимали его в свою компанию, а хористки и балетные танцовщицы относились к нему, как к существу бесполому, избегали его и смотрели на него с брезгливою гримасою. Он тоже мало интересовался ими.

Ему нравилась только одна - Юлия, маленькая балерина, да и ту он полюбил только как художник, когда она плясала на сцене, освещенная электрическими лучами рефлектора, которым управлял он же. Ему нравились некоторые повороты ее хорошенькой головки, и он любовался ею, отличая ее в толпе других балерин более светлым лучом. «В жизни» он никогда не заговаривал с нею, а она делала вид, что не замечает его внимания.

Живя в каком-то странном одиночестве, без любви и друзей, не интересный ни для кого в труппе, но необходимый для нее, он испытывал беспредметное чувство «обиды» и - запивал.

Так запил он и теперь, когда был в сильной степени «необходим».

Толстый режиссер стоял по окончании репетиции на сцене и разговаривал о Костовском с поверенным по делам труппы, щеголеватым брюнетом.

Широкое жирное лицо режиссера выражало сдерживаемое озлобление, озабоченность и грусть.

- Ну, скажите вы мне, пожалуйста, - говорил он как бы сквозь слезы, между тем как в груди его клокотала целая буря, - Ну, что я теперь буду делать? Ч-то я теперь б-буд-ду д-дел-лать?

И, беспомощно скрестив на толстом брюхе пухлые руки, он злобно и грустно посмотрел на собеседника.

- Свинство! - отвечал поверенный. - Запил еще на море, когда мы сюда ехали, и до сих пор не просыпается, пьет себе и знать ничего не хочет! И, знаете, ведь он в дороге свалился с парохода! Это было забавно. Лежу я себе, сплю. Вдруг шум. Стоим у Ялты. Шторм. Кричат: «Человек упал в море!» Я вскочил. «Кто такой?» «Костовский!» А, Костовский, а я думал - кто другой! Я опять лег спать, потому что Костовский - не человек, а свинья. Как же он упал? Пьяный?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.