Сквозь легкое платье обрисовывались красивые очертания ее тела, широкие рукава позволяли видеть по локоть ее маленькие полненькие ручки, и вся она была так мила и грациозна, что Костовский, ненавидя ее в эту минуту, все-таки чувствовал влечение обнять ее.

Он отвел от нее глаза. Комната ее была бедная - дешевенький номер гостиницы, освещенный электричеством. У двери стоял гардероб с ее костюмами, около стола - комод и зеркало. На вешалке, у входа в комнату, висела ее плюшевая кофточка, затканная кошачьими лапками. Он долго с ненавистью смотрел на эту кофточку и на кошачьи лапки. И ему вспоминалось, как прежде она ласково встречала его, усаживала в кресло и, смеясь, нежно гладила ручкой его жесткие вихры, и как отрадно было этим вихрам ощущать прикосновение нежной, маленькой ручки.

Она быстро отшвырнула книгу и гневно встала с постели.

- Вам не о чем со мной говорить! - кричала она,

краснея. - Все уже переговорили! Пора кончить эту любовную канитель, это миндальничанье! Костовский весь затрясся и встал из-за стола.

- Канитель... миндальничанье... - с горечью повторил он. - Юлия! Что же случилось между нами?

- Ничего между нами не было, и быть не могло! - энергично заявила она. - Мы - слишком разные люди. ничего общего. и. нам надо раззнакомиться!

Она двинула стулом, села в угол, где было темнее, и посмотрела на него из темноты своими большими черными глазами, у этих глаз было всегда одно и то же выражение: на кого они смотрели, того и приглашали куда-то, и обещали что-то, без ведома их обладательницы. Отталкивая, она в то же время звала его к себе.

- Я понимаю, - печально заговорил он, подсаживаясь к ней, - тебе хочется расстаться со мной, у тебя есть, говорят, другой. кто-то из первого ряда. Что ж? Расстанемся. только зачем эти хитрости и зачем ссора? Я не хочу, чтобы все это кончилось так скверно - ссорой; мне хочется, чтобы после хоть вспомнить можно было... Но, Юлия, знай, что эти... из первого ряда... презирают тебя... унижают... смотрят как только на тело... а ведь я... я л-люблю тебя, черт тебя возьми, проклятая!

Он держал ее за руки выше локтя и тряс в своих лапах.

- Фи! Как это грубо! Ругается! Пустите! Пустите, вы мне руки вывихнете! Грубый!

Ей хотелось поссориться с ним. Он, в свою очередь, почувствовал прилив зверской злобы, страстное желание растерзать, избить, вытолкать ее.

Он еще крепче сжал ее руки. Глаза его позеленели, зубы скрипнули, и на сильных скулах обозначились желваки.

- Ай! - вскрикнула она.

Но он уже бросился перед ней на колени.

- Милая, дорогая, золото, солнышко мое, радость моя! Ты для меня - все! Все мои мысли и все мои чувства - все для тебя, и от тебя, и к тебе! О, я груб, я - зверь! Опять погружусь на дно, откуда ты вызвала меня! Ну, милая, ну, счастье мое, прости меня. видишь, я целую твои руки, твое платье. я плачу. прости!

И, стоя перед ней на коленях, этот большой и сильный человек ловил маленькие ручки женщины, целовал их, целовал ее платье и плакал.

Когда он поднял голову, то вдруг поймал на себе ее внимательный, странный взгляд: в этом взгляде черных глаз, подернутых влагой, не было ни любви, ни сострадания к нему, ни презрения, но было что-то очень обидное, похожее на любопытство, но бессердечнее, чем любопытство: это была любознательность естествоиспытателя, с какою он режет живого кролика, или любознательность собирателя насекомых, когда он накалывает на булавку редкого, замечательного жука и смотрит, как он корчится на булавке. Он даже и теперь интересовал ее только как нечто оригинальное, самобытное: резкие переходы от грубости к нежности, странность объяснения, вспышка зверской злобы и вслед за тем унижение перед ней и слезы - все это было очень интересно.

Но Костовского словно молнией озарило: он понял настоящее, истинное отношение к нему Юлии и почувствовал, что ранен ею смертельно, что она только интересовалась им, но любить его никогда не могла, что она - существо совсем другого мира, чем он. что он чужд ей. Слова замерли в груди Костовского. Он замолчал, схватил шапку и опрометью, не взглянув на Юлию, выбежал из гостиницы.

Костовский почти бессознательно очутился в грязном извозчичьем кабаке. Давно уже он не запивал, но теперь почувствовал, что ему необходим кабак, и надо, чтобы кругом шумели голоса и крякали извозчики, чтобы пахло водкой, и в ушах звенела кабацкая посуда.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.