Станочник первой руки

Часто мы задаем своим героям внешне легкий, но на деле довольно трудный вопрос: ваш самый счастливый день или событие? И собеседник, прижатый к стенке лихой прямолинейностью, считает несолидным дать ответ не из производственной сферы.

Васильев, ненадолго задумавшись, ответил: «Когда с Наташей встретился».

Наташа – его жена. Добавлю в скобках: супружеский стаж у них пять лет. Я это к тому, что премию Ленинского комсомола за трудовые достижения он получил два года назад – событие более свежее. Но он отвел ему почетное второе место.

Нестандартный попался передовик. Стихов не читает, личное счастье ставит выше собственных успехов на заводе. А знаете, все они, передовики, нестандартные. Просто, расспрашивая их, мы порой сами и ответ-то им подсказываем, какой нас больше устраивает – для производственного очерка.

У него и работа ладится, потому что дома порядок.

И как-то хорошо и спокойно на душе за Наташу. (Она с детьми уехала на лето к своим родителям в деревню под Тамбов. А мужу налепила мешок пельменей: для сибиряка это первейшее дело.)

Без Наташи ему плохо. Скучно. Трудно. Она главный советчик, исповедник и поддержка. Незаменима. С какой щемящей нежностью говорил он о ней!..

«Когда увидел ее впервые – гордую, недоступную, – подумал: не для меня!.. А через два месяца уже подавали заявление в загс. И три месяца ждали свадьбу. Целых девяносто дней! Страшно вспомнить».

Чувствую – поскучает Васильев, поскучает да оседлает свою «Яву» и махнет на выходные к Наташе. Дорога неблизкая – шестьсот километров в один конец. Но разве это расстояние – при относительности-то понятий?..

А у тещи – рай. Сама теща – клад. Встает она в четыре утра: в деревне день начинается рано; корову доить пора, да и крыночку в погреб поставить надо – больно уж любит зятек холодненькое молочко. «Она, – говорит Васильев, – с солнышком соревнуется. А мы еще спи-и-им!.. Часов до восьми».

Конечно, если ежедневно вставать в полшестого (когда в первую смену), то, проспав до восьми, и опухнуть недолго с непривычки. А ему в цехе надо быть за полчаса до начала работы. Я думал: успеть побольше хочет. Ан нет. Оказывается, чтобы подготовиться и приступить вовремя. Передовик, считает Васильев, не тот, кто в пять утра приходит, в семь вечера уходит, а тот, кто с семи до трех двадцати передовик. Вот тебе и раз: мы полагали, передовики и днюют и ночуют в цехе, а тут наоборот. Ну, а если разобраться? Оставаться после смены и засчитывать сделанное в общую сумму – естественно, больше получится, но ведь на то у нас и день нормированный, чтобы норму соблюдать. Если сутки в цехе сидеть да выходные прихватить, этак любые рекорды сокрушить можно, только ненастоящие это будут рекорды.

Тут уж кто как работает. Кому что дано.

«Я человек настроения, – говорит Васильев. – Приду в цех, пока настроюсь... Без этого хорошо работать не могу». «А если только один раз в год будет настроение, один раз и будешь хорошо работать?» «Да-а». «А в остальные?» «В остальные – нормально». Смеется, лукавый.

В двадцать лет иметь пятый разряд по токарному делу – примерно то же, что в двадцать три защитить кандидатскую.

Васильеву разряд повышал сам министр. Победил Николай в очередной раз на Всесоюзном конкурсе профессионального мастерства, и приказом министра ему был повышен разряд. А из училища он пришел с четвертым, хотя все оканчивают с третьим. И сразу же в первом своем заводском конкурсе молодых токарей стал призером. Дело неслыханное: новичок – и вдруг рабочих со стажем обошел. Еще ведь неделю назад каждый кому не лень снисходительно поучал его, преподнося азы ремесла. А оказалось, сам с усами. Да еще с какими.

«Он токарь от бога!» – сказал о нем Саня Калганов. «Профессионал будь здоров, на голову выше нас», – добавил Саня Смирнов. Оба – из его бригады. «Человека сразу видать, какой он специалист, – сказал парторг цеха о своем заместителе Васильеве, – как к станку подошел, как посмотрел на него – уже понятно, чего он стоит. Когда я первый раз увидел Николая, не сомневался – классный будет мастер».

Парторг не ошибся. Я видел, как Васильев работает, но мне ли судить, неискушенному? Одно скажу – работает быстро и будто бы без усилий. Но мог бы я и не видеть его в деле; достаточно посмотреть, как он станок убирает. Словно благодарит его за труд. Каждую стружечку, пылинку металлическую тщательно щеточкой выметает; тряпкой протирает, смазывает. Железный станок-то, а Васильев к нему – с нежностью. «Это ж хлеб мой», – говорит.

Сказать: цену хлебу он знает – все равно, что ничего не сказать. Он родился в деревне и знает о крестьянском труде не из передачи «Сельский час».

Мы гуляли по парку, напоминающему настоящий лес, и тут Васильев удивил меня в очередной раз, разрушив банальный стереотип в представлениях горожанина.

На полянах подсыхала скошенная трава. Ветер разносил упругий неповторимый ее аромат. Я не встречал человека, которому бы не нравился этот пьянящий запах. А уж для деревенского жителя, должно быть, он имеет особое значение.