Так вот, Васильев не любит запах свежего сена. «Сколько помню себя, – говорит, – всегда косил».

Если вы когда-нибудь брали в руки косу и после трех – пяти взмахов вам удавалось не вонзить ее острый конец в землю, – даже и тогда не торопитесь похваляться, что вы тоже косили. Мягким, нежным и душистым сено бывает лишь тогда, когда его либо нюхают, либо на нем спят. Но попробуйте под палящим солнцем хотя бы часок посгребать его граблями и после этого скирдовать – оно покажется жестким, как проволока, колючим, как иголки, с поразительной проворностью лезущим под рубаху и нещадно впивающимся в разжаренное тело. Если после нескольких часов работы, приносящей подобные ощущения, вы – вместе с поднятой пылью – повдыхаете его аромат, вполне вероятно, что он потеряет для вас изрядную долю своей привлекательности. Ну, а если после целого дня косьбы, как подкошенный, вы рухнете на плоды трудов своих, то скорее ощутите запах собственного пота (простите за натурализм), чем запах сена.

Думаю, по этой же причине и недолюбливает его Васильев.

На выходные он ездит к родителям в Чулково (полчаса от Люберец) подсобить по хозяйству. Так что мозоли от литовки и лопаты на его руках не теряют своей первозданной свежести в течение весны, лета и осени.

«Не люблю я студентов, приезжающих помогать в колхозы, – сказал Васильев. – Не всех, конечно. Но есть такие, от которых вреда в сто раз больше, чем от колорадского жука. Знаешь, как они картошку за комбайном подбирают? Они ее закапывают – живьем, чтоб не наклоняться... Понимаешь, что делают, а?!. – Он вздохнул и покачал головой. – Она ведь для них всего-то десять копеек кило – в магазине...»

Мы вместе шли к нему на завод. Когда вошли в инструментальный цех, часы, как обычно, показывали полчаса до начала смены.

Саня Смирнов уже работал.

Васильев переоделся. Мастер принес ему задание – чертежи деталей, которые нужно сделать. Мастер – совсем еще молодой парень; минут через пять он снова подошел к бригадиру, но уже с просьбой: «Объясни, как писать заявление – перевестись обратно в токаря?» «Откуда такой опыт?» – спросил я у Васильева. «Так я ведь сам полтора года отработал мастером – после техникума. Потом вернулся к станку. Лучше быть хорошим токарем, чем посредственным мастером. Вот только обидно – престиж наш рабочий стал невысоким. В училище, в группе, нас было тридцать, токарями сейчас – шестеро; остальные – кто где, лишь бы не у станка. Вот так... Жить люди стали хорошо, легко, работать хотят поменьше. И то в основном для себя. Вот езжу к маме в деревню; посмотришь – братья родные живут через дорогу, дома напротив, а в гости друг к другу не ходят! Каждый свою редиску выращивает... И на работе – абы как. Много говорим, мало делаем.

«Экономия, дисциплина, ответственность». А когда начинаем говорить об этом? Когда тот прогулял, тот опоздал, этот брак гонит, этот пьяный напился... Человека легче научить, чем переучивать. Привык нарушать дисциплину – попробуй переучи! Поставь лодыря в нормальные рамки, скажет: зажимают. Для него норма – опоздания, прогулы... Так надо и учить-то с детства, чтоб потом не переучивать...

У меня в училище мастер был хороший. И вот однажды был я у него дома и вижу такую картину. Как раз учебный год в школе закончился, а у его сына-пятиклассника скоро день рождения. Отец обещал велосипед ему купить, если будет хорошо учиться. А сын закончил год на одни тройки. Ну, вот при мне пришел он требовать подарок. А отец отказал. Сын тогда и говорит: «Тебе денег жалко!» Тут мастер мой достает из бумажника пятьдесят рублей – купюру – и поджигает ее. У парнишки – глаза круглые. «Сгорел твой велосипед, – говорит отец, – ты ж обманул. меня: мое обещание от тебя зависело. Ты слово не сдержал. А денег мне не жалко...» Вот такой урок дал он сыну. Может, деньги жечь и необязательно, но мне этот урок очень понравился...»

Он включил станок и стал закреплять заготовку. Рукава у рубашки закатаны до локтей, на руках – какие-то маленькие коричневые пятнышки. Я думал – веснушки. Оказалось – следы от металлической стружки: когда резец касается крутящейся детали, она нагревается, а стружка раскаляется буквально докрасна. Выходит, не только у литейщиков горячий фронт...

Когда Васильев работает, песни поет. Потихоньку. Или мечтает. Сейчас, например, о том, как бы поскорее ремонт сделать в квартире, которую получил недавно. Надо ее за месяц в шкатулку превратить, чтобы к приезду Наташи с детьми все блестело.

Квартира далась ему нелегко. Три года он участвовал в так называемом самострое – каждый день по три часа после смены работал на строительстве заводского дома. За это время дочь родилась, и вместо двухкомнатной в новом доме дали ему трехкомнатную в старом. «Не обидно, что не в новом-то?» «Нет, сторона солнечная, второй этаж, чего еще?!» Он доволен: повезло.

А везет ему постоянно. «Только, – говорит, – чего пожелаю – тут же исполняется». Вот, пожалуйста: пожелал квартиру заработать – заработал. Захотел победить на конкурсе – победил (сколько раз, сказать не берусь: сбился со счета, разглядывая пачку его дипломов). Захотел после училища поступить в институт – поступил. Правда, ездить приходилось очень далеко и ведь после смены: в пять утра уходил, в двенадцать ночи возвращался. Полгода ездил. Бросил. Окончил техникум. Куда взгляд ни кинешь – кругом везет Васильеву.

Однако, как заметил кто-то из мудрых, ньютоновы яблоки падают лишь на подготовленные головы.

Я спросил у ребят из его бригады: чего им недостает в собственных характерах из того, что у Васильева в избытке? Один назвал мягкость. Второй – настойчивость. Третий – уверенность в себе.

А Саня Калганов иногда здорово злится на своего бригадира. Бывает, не идет какая-нибудь деталь. Попадется чересчур мудреная. И так ее и этак – не идет!.. А сам-то вторую пятилетку работает, не дилетант. Можно, конечно, за разъяснением к Вите Рыбину обратиться или к Васильеву («у него опыт международных соревнований и прочее»), но профессиональная гордость невидимой цепью ложного стыда приковывает Саню к станку. Однако не успеет Калганов вдоволь понегодовать от внезапного бессилия, а незваный-непрошеный Васильев уже тут как тут. «Может, – говорит, – Саня, вот так попробовать, а?» Тихонько, ненавязчиво, вроде как бы и не советует, а, наоборот, сам совета просит. Вот тут-то и охота послать дорогого бригадира куда-нибудь подальше соседнего станка – за его внимание к проблемам такого признанного мастера, как Калганов. Но – друзья ж все-таки – сдержит Саня гордыню, поскрипит зубами да и попробует. А Васильева уже и след простыл. Смотришь – пошла деталь!.. Саня вздохнет облегченно и незаметно покосится на бригадира. Тот работает как ни в чем не бывало. «Вот же чертяка, – думает Саня, – и как он только заметил мои мучения, я и вида-то не подавал?..»

Саша Смирнов – трудолюбивый и на редкость старательный – к подобного рода «конфузам» относится проще. Если что, не теряя времени, сам подойдет: растолкуй, мол, бригадир.

Ну, а Витя Каширский, самый старший в бригаде – ему за тридцать, – бывало, и сам когда-то подсказывал Васильеву в трудную минуту, из всех четырех стаж у него наиболее солидный.

Полгода бригада Васильева работает по единому наряду. Зарплата выросла рублей на тридцать – пятьдесят, сдружились, заботиться стали друг о друге.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.