А от зебр, леопардов и тигров требовались знания законов физиологической оптики, согласно которым контрастные пятна и полосы воспринимаются с трудом и мешают составить правильные представления о форме рассматриваемого предмета.

И так далее. Точно такие же «требования» ламаркизм предъявлял всем животным и растениям: не «выполнив» их, они не смогли бы приобрести ни одного полезного признака.

К началу нашего века ламаркизм стали называть «неоламаркизмом», то есть «новым ламаркизмом», а дарвинизм, обогатившийся достижениями научных дисциплин, изучавших материальные процессы наследственности, - «неодарвинизмом».

Приставка «нео» не устраняла расхождений во взглядах, хотя Ламарково учение подверглось весьма существенной редактуре.

Были вычеркнуты из него «флюиды» и «стремления растений». Многие ламаркисты в начале XX века уже признавали естественный отбор как важнейший из факторов эволюции. Даже признавали, что большинство изменений происходит хаотически и ненаправленно. Последнему по-настоящему крупному биологу этого направления, человеку трагической судьбы Паулю Камереру, даже принадлежат слова: «Природа не имеет в виду никаких целей». Они вынесены в эпиграф к этой статье.

Правда, признавая это, Камерер все же пытался доказать, что не только признаки, появившиеся случайно в наследственном аппарате оплодотворенного яйца или половой клетки (как считает дарвинизм), но и те целесообразные приспособления, которые приобретает организм в процессе жизни, могут иногда передаваться потомству. Его эксперименты не дали желаемых результатов.

Но биологи школы Т. Д. Лысенко, хоть и ссылались на работы Камерера, в теории занимали позиции куда более отсталые, продолжая твердить, что основным фактором эволюции является наследование признаков, целесообразно приобретенных животными и растениями в процессе жизни. В своих теоретических взглядах и практических выводах они совершали форсированный марш-бросок назад от Дарвина.

Муравьи солдаты и муравьи-рабы

Не будем голословными: перед нами книга, написанная талантливо и страстно:

«Да, масса фактов остается совершенно необъяснимой с позиций лжетеорий, которые прогресс в органическом мире выводят в конечном счете из счастливого стечения случайностей, дополненных действием отбора на мальтузианской плахе».

Разве это не напоминает бурное восклицание Дюринга по поводу «ненаучной полупоэзии» естественного отбора, содержащей изрядную дозу зверства? Но посмотрим, что написано дальше.

«В то же время все загадки органической эволюции чем дальше, тем полнее и глубже объясняются материалистической биологией, исходящей из того, что живое строится из неживого, что наследственность есть концентрированное выражение исторического воздействия на живое условий внешней среды и что человек может направленно изменять наследственность: ослаблять ее, расшатывать, ликвидировать отдельные свойства и черты, а в дальнейших поколениях, подбирая соответствующие условия, воспитывать у организмов измененные потребности и, следовательно, создавать новые породы, новые сорта...»

Книга, которую мы цитируем, принадлежит не перу Евгения Дюринга, а перу Иосифа Халифмана, одаренного писателя и, казалось бы, очень наблюдательного биолога. Он проповедует теорию Т. Д. Лысенко и его соратников, теорию, которая позволяла этой группе биологов обещать повысить урожайность ржи или пшеницы в 10, а то и 20 раз в невиданные сроки, во много раз меньшие, чем те, что необходимы селекционерам, чтобы путем многоэтапного отбора вывести и размножить новый сорт. С этой теорией можно было бы мириться, если бы... если бы она давала практике обещанные результаты.

Книга И. Халифмана вышла не в 1875-м, а в 1963 году. О том, что было не раз уже обещано достичь «воспитанием у организмов измененных потребностей», автор не распространяется. Впрочем, его книга посвящена другому - муравьям. Но рассказ о насекомых все время перебивается вдохновенным воспеванием ламаркизма.

Слово И. Халифману:

«Особенно интересно проследить действие и последействие измененного питания зародыша, в частности еще и потому, что вопрос этот тесно связан с нашей темой.

... Рабочие формы общественных насекомых упражняют одни, но вовсе не упражняют другие свойства и органы, и они непосредственно не производят потомства, а только выкармливают расплод, выращивают крылатых, питают овулирующих самок. Тем не менее через рабочих осуществляется у муравьев постоянное воздействие на наследственность новых генераций и поколений.

Именно этот пример, которым, кстати, Вейсман и его последователи пытались поколебать материалистическую теорию развития (то есть ламаркизм. - Прим. авт.), может служить новым доказательством наследуемости приобретаемых свойств. Именно этим примером веско подтверждается правильность понимания наследственности как типа обмена веществ. Именно этот пример открывает возможность проследить воспитующее действие корма, условий внешней среды.

Тем, у кого еще остаются какие-нибудь сомнения в обоснованности подобного вывода, полезно присмотреться к муравейнику, и в частности к семьям, где живут и червят дважды неродственные, как они были названы, самки-приемыши».

Халифман не случайно принялся за пчел и муравьев.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.