Впервые дезертира я увидел на кухне.

Он стоял у горячей плиты, зябко ежился, мял в руках, шапку и смотрел в землю.

На улице было холодно, и дворники не успевали счищать снег. На улице был декабрь 1916 года.

Дезертира звали Иосиф. Он был нашим знакомым. Ему шел 31 год, и он не хотел идти на войну. Иосиф пришел к нам и попросил укрыть его от полиции. Его посадили в подвал. Там стояли полупустые бочки с квашеной капустой и солеными огурцами. В ворохе мусора шуршали крысы. Пахло плесенью.

Три раза в день я шел в подвал с корзиной. Я носил дезертиру еду. Тогда мне было непонятно, чего боятся, кого трусит этот большой и крепкий парень, могущий свалить одним ударом меня и трех моих друзей в придачу. Я не понимал. Почему он не хочет идти на войну, где так весело и шумно, где солдаты стреляют настоящими ружьями, а генерал на белом коне несется на врага, подняв вверх блестящую шашку?..

Иосиф не отвечал на мои недоуменные вопросы. Он только тихо улыбался и говорил: «Подрастешь - узнаешь».

Я подрос и узнал. Я не удивлялся больше трусости Иосифа, не удивлялся радости моего отца, освобожденного от мобилизации. Я уже понимал и одобрял их.

Второго дезертира, которого мне пришлось видеть, звали Костя. Он был юнкер из студентов. Его мобилизовали белые в 1918 году. С первого же дня мобилизации он искал случая ударить, уйти к красным. Но их часть стояла в глубоком тылу. Когда красные войска начали последний нажим на Врангеля, Костя внезапно исчез из части. Его искали. Приходили к нам (он был нашим земляком и изредка захаживал). Близорукий поручик швырял с моей кровати подушки, будто надеясь, что дезертир может быть зашит в перину. Уходя, поручик сказал на прощанье:

- Ну, смотрите, чертово семя. Найдем дезертира, тогда с вами поговорим!

Они не нашли дезертира. Но мы его увидели еще раз. Он вошел в город вместе с отрядом зеленых партизан.

Это был второй дезертир в моей жизни. Но дезертирство это, как только я узнал о нем, стало для меня желанным и необыкновенным подвигом.

Потом было первое мая, первое со дня прихода красных войск. На площади, вздымая к облакам жаркое пламя, горела соломенная туша капитала. У костра на трибуне стояли люди. Отблески пламени горели на их кожаных куртках, и они казались металлическими доспехами.

Среди людей на трибуне я узнал Костю. Когда костер догорел, над пеплом вспыхнули речи. Последним говорил Костя.

- Мы еще не кончили борьбы, - сказал он, - нам еще нужно воевать и драться чорт знает как за лучшую жизнь миллионов... Идет небывалый бой... И тому из нас, кто окажется дезертиром в этом бою, пощады не будет...

Я уже не удивлялся, что дезертир Костя с такой исчерпывающей беспощадностью говорит о дезертирах. Это было в мае 1920 г.

В апреле 1931 года в Москве в просаленном помещении комсомольского комитета МББ ж. д., на табурете сидел парень в черном пальто и с бегающими глазами. Рядом, за длинным казенным столом, заседали: девушка с жесткими черными волосами и трое парней, из которых самому старшему было около двадцати двух. Поодаль на табурете читал газету самый старый из собравшихся, мужчина с черными усами, в кепке и высоких, перепачканных нефтью сапогах. Дальше на столах, на окнах, покуривая, разместились ребята.

Девушка повернулась и сказала:

- Ну, Хренкин, чего ж ты хочешь все-таки?

Парень на табурете остановил бегающие глаза и сказал невнятно:

- Я чего... Я прошу на легкую работу... У меня справка есть.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.