Служащие и рабочие электрической станции Вены II, присутствовавшие на пленарном собрании, были очень изумлены, когда вдруг при вопросе председателя, товарища Бинека: «Кто желает слова?» поднялась широкая красная ладонь Франца Бронингера. Его знали как крепкого, добродушного парня, хорошего физкультурника, но отнюдь не как оратора. И теперь он не знал, как начать дело, сунул руки в, карман, вынул их, схватился за спинку стоящего спереди него стула, сжал его так, что жилы надулись у него на руках, откашлялся и, наконец, заговорил:
- Так вот, я должен передать вам привет от рабочих электрической станции в Москве, у которых я гостил с труппой футболистов. И они велят сказать вам, чтобы мы на них не шли, если будет война, а держали их сторону. И они вам кланяются.
Сказал и сел со вздохом облегчения. Где-то в углу послышались рукоплескания, но сейчас же оборвались. Настало мучительное молчание. Затем председатель взял слово:
- Товарищи! Из слов товарища Бронингера мы узнали, что он был членом рабочей делегации в СССР. Участие в делегациях в Советский союз запрещено Амстердамским интернационалом. Кто, невзирая на это, едет туда, тот сам себя ставит вне профсоюза. Я поставлю вопрос об исключении товарища Бронингера.
Несколько секунд царила глубокая тишина. Затем поднялась буря.
- Как? Исключить его за то, что он был в Советском союзе! - Нам всем хотелось бы поехать, так исключайте всех!
- Да, если вы поедете к людям, которые поносят наших вождей!
- Товарищи! Здесь между нами коммунисты!
- Ишь ты! Коммунистом обозвал - испугать думает. У кого глаза на месте, тот сейчас у вас коммунист!
- Бронингер ничего не сделал! Не за что его исключать!
- Бронингера надо исключить!
- Оставить!
- Исключить!
- Оставить!
Сжались кулаки, в воздухе завертелся стул. Напрасно звонил председатель. Франц Бронингер стоял у стены, выпучив глаза. Он думал, что самое трудное - это найти нужные слова, но что он, Франц, вдруг станет предметом всеобщего возбуждения, это ему не приходило в голову.
- Мы не позволим, - сказал председатель, - чтобы, наши ряды расстраивались коммунистическими маневрами и пропагандой.
- Вы лжете! - закричал вдруг Франц. - просто говорил, что в России я мог бы поступить в техникум, а здесь это нашему брату недоступно. И про клуб электротехников я рассказывал, это правда, по вечерам в клуб приезжают артисты, поют, играют, потому для рабочих государству ничего не жаль - свои ребята. Я говорил еще, что не надо всему верить, что газеты пишут, это я говорил. Но коммунистической пропагандой я не занимался.
- Очень жаль, - сказал председатель, - что как раз служащий красного муниципалитета так забылся, что дал одурманить себя.
- Какие там «одурманивания»! - взревел взбешенный Франц. - Вы сами дурманите нас. Я больше верю собственным глазам, чем вам, вы никогда не видели вблизи ни одной советской электрической лампочки и хотите втереть мне очки разговорами о каком-то маневре.
Прошло несколько дней. В субботу Франц пошел в секретариат партии за марками. Вот уже несколько лет, как он собирал членские взносы в своем квартале. Там ему сказали, что марки уже взял молодой товарищ и чтоб он зашел в понедельник и сдал счет кассиру.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Письмо из Берлина