Смело, товарищи, в ногу

Агент Епифанов, решив, что наблюдаемый зашел домой не на короткий срок, поспешил на извозчике сюда, оставив выход из квартиры Важеватова под наблюдением агента Чашкина.

Доводя о вышеизложенном до сведения вашего высокородия, прошу ваше высокородие разрешить мне лично произвести арест Важеватова. Учитывая некоторые свойства его характера, прошу, кроме агентов Епифанова и Чашкина, дать мне в сопровождение двух леших нижних чинов и двух конных.

Прошу, ваше высокородие, при случае попомнить, что государственный преступник Важеватов обнаружен и опознан лично мной, без чьего - либо участия...»

Чашкин служил в филерах недавно - всего три месяца, - и поэтому самостоятельных поручений ему еще не давали. Он «ходил в паре» со старыми, видавшими виды наблюдателями, вроде Епифанова. Оставшись один, Чашкин потоптался минут двадцать на тротуаре и вспомнил про инструкцию. Скамейки, на которой он бы мот, согласно инструкции, разыгрывать подпулявшего молодчика, не оказалось. Хотя случай и был исключительный, но ложиться в грязную, мокрую канаву Чашкину явно не хотелось. Он решил действовать по последнему параграфу инструкции, который гласил: «Во всех остальных случаях агент поступает, сообразуясь с обстановкой и здравым смыслом».

Здравый смысл подсказал Чашкину, что неплохо встать около афишной тумбы и облокотиться на нее с видом человека, испытывающего мучительные переживания после обильно вылитого «ерша».

Именно в этой позе и застал его Василий Синцов. Опытный конспиратор сразу догадался, что за птица залетела в тихий Мало - Грузинский переулок. Он подошел к филеру и участливо спросил: «Мучаешься, милок?» Чашкин завертел головой и прохрипел: «Мутит...»

Синцов обнял его и, сразу нащупав в правом кармане пальто револьвер, сказал: «Пойдем, милок, пройдемся... Со мной тоже бывало. Я в таком случае мятные лепешки употребляю». Он силой оторвал упиравшегося шпика от тумбы и начал повертывать его к свету, стараясь заглянуть ему в лицо. «Как тебя, милок, разобрало! Хоть морда у тебя и противная, пупырышная, а все же держись за меня, опирайся». «Ну чего ты ко мне пристал? - взмолился филер. - Иди...» «Разве я могу человека в таком виде оставить? - ответви Синцов. - Пойдем в аптеку, я тебе мятных лепешек куплю». «Отстань! - зло крик - мул шпик. - Проваливай, пока цел...»

Синцов плюнул и отошел от филера, сказав на прощание: «Ну, и замерзай, леший с тобой».

Войдя х Важеватову, Синцов развел руками: «Да, тут пир горой!»

Поздоровавшись, Синцов вызвал Степана в коридор: «Кто такие?» «Невеста моя, Наташа, с подругой». «Не во - время твоя Наташа прикатила». «А это уж мое дело, - обиделся Степан. - Она ко мне, а не к тебе приехала». «Ты не ерепенься, а одевайся и выхода! скорее. Я сейчас на улице шпика заприметил. По - моему, он к тебе приставлен. Давай проверим. Ты выходи «иди тихонько по Мало - Грузинскому, потом по Камер - Коллежскому валу, затем сверни на Курбатовский и Мало - Грузинской улицей вернешься к дому. Все время иди правой стороной, а я к тебе навстречу. Если он к тебе приставлен, то уж будь спокоен - не потеряется».

Степан, одеваясь, заметил недоуменный взгляд Наташи и ласково объяснил: «Я сейчас вернусь, Наташенька. Только вот Василия Петровича провожу...»

Степан вышел первым. Он немного постоял возле ворот и пошел по условленному маршруту. Пройдя шагов двадцать, он оглянулся и увидел, как из - за афишной тумбы отделилась темная фигура. Степан, усмехнувшись, перешел на другую сторону, постоял, посмотрел на темное небо и двинулся дальше. У поворота на Камер - Коллежский вал он оглянулся. Сомневаться не приходилось: шпик, хотя и держался на почтительном расстоянии, но неотступно следовал за ним.

Степана охватила тревога: «А ведь он за мной неспроста тащится. Это, наверное, Курков подослал». Он пошел быстрее. В Курбатовском переулке встретил Синцова. Тот на ходу сказал: «Перебирайся к Короткову. Я его задержу».

В этот беспокойный день у полиции было много хлопот, и помощник начальника жандармского управления полковник Липатов рапорт Куркова прочитал не сразу, а часа через два. Курков эти два часа находился в страшном волнении: а вдруг неопытный Чашкин упустит Важеватова? Потом он вспомнил, что квартира Степана теперь известна и он, стало быть, все равно не сегодня, так завтра будет за решеткой.

«А вдруг все - таки уйдет?» Курков побежал к начальнику наружных агентов ротмистру Филатову и начал простить его немедленно послать Епифанова на смену Чашкину: «Он, наверно, продрог там, ваше благородие... И к тому же он, как я заметил, невнимателен...»

Но Епифанова, оказывается, уже услали куда - то в Лефортово, а посылать кого - нибудь другого ротмистр отказался: «Они у меня сегодня и так забегались». Но потом, поняв, о ком беспокоится Курков, ротмистр прошел к полковнику и вскоре вернулся: «Приказано захватить только живьем. Бери пролетку».

Когда Степан появился, Наташа сразу поняла: случилось что - то очень важное. Степан виновато улыбнулся: «Придется вам, дорогие, перебираться в другое место». «Что, зацепили?» - спросила Груня. «Да, спасибо, Синцов заметил». «Наташа, одевайся, - сказала Груня. - А ну, Степа, помоги мне поднять мою корзиночку. Она тяжелая».

Переулок был пуст. Только у поворота на Камер - Коллежский вал лопалась группа парней. На Большой Пресненской было безлюдно. Груня, шатавшая впереди с корзинкой на плече, удивлялась: «Совсем как у нас в Иваново - Вознесенске... Тишина такая. И городовых, слава богу, не видно». «Попрятались, - объяснил Степан. - Их вообще - то здесь видимо - невидимо».

Словно в ответ где - то не то на Большой Никитской, не то на Поварской загремели выстрелы.

«Пошла, девушки, быстрее, - заторопил Степан, - а то как бы и здесь стрельба не началась. Давай, Груня, твою корзинку». «Ладно уж, тащи свое приданое, - ответила Груня... - Трифоныч никому не велел мои подарки доверять...»