«Сингапур»

– Ваша лужа окончательно высохнет, пока обо мне начальство вспомнит...

Но о нем вспомнили. Вечером, перед уходом «Двины» в рейс, Чашкин деловито и тщательно, до последней копейки, просадил аванс в парке Челюскинцев. В полночь к проходной нефтяного причала Женя добирался комбинированным способом: он или опирался руками о землю или стремительно летел вперед под невероятным креном.

– «Все мечты сбываются, товарищ!» – визгливым дискантом орал Чашкин. – Привет Тихому океану от покорителя Каспия!

Правильно оценив состояние Чашкина, охрана в проходной на причал его не пустила. Спорить он не стал, в драку не полез, а покорно и даже снисходительно согласился:

– Не пускаете? Ну и не надо! Плевал я на ваше море! Можете его выпить!..

Вахтенный матрос доложил капитану «Двины» Платону Игнатьевичу Коржу о конфликте между охраной и новым штурманом. Капитан недовольно хмыкнул, поморщил лоб и, захватив под мышку какой-то сверток, отправился к месту происшествия. Возле проходной Чашкина уже не было. Капитан нашел его за углом, сладко спящим на крыльце пакгауза. Платон Игнатьевич, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, весил сто два килограмма и не имел ни единой жировой складки. Он развернул сверток, оказавшийся большим мешком из холстины, будто котенка, запихнул туда Чашкина и легко взвалил на плечи. Охрана, конечно, не посмела задерживать: мало ли что может нести на свой корабль капитан?

– Он не проснулся? Так в мешке и прибыл на свою службу? – вместо того, чтобы возмутиться, звонко расхохоталась Вера. – Он у вас забулдыга! А почему он сегодня всего-навсего один бокал шампанского выпил?

Павел не ответил. Не ответил и поступил нечестно. Он не сказал, что наутро в каюте капитана состоялось командирское совещание, где Платон Игнатьевич до последних косточек пробрал Чашкина. Чашкин дал слово, и с тех пор он и кружки пива не пригубил.

«Подумаешь! Не сообщил о хорошем Чашкине! – отогнал угрызения совести Шибаев. – Она же больше не расспрашивала! Шла и молчала».

Простились они странно. Вера чмокнула его в щеку и убежала с непонятным смехом...

Ладно! На комсомольском собрании они недавно решили добиться звания экипажа коммунистического труда. Напечатают в газете, по радио раструбят, и тогда посмотрим, кто засмеется последним, уважаемый товарищ педагог!..

– Гроза! – просунулась в рубку голова Чашкина. – Я включил локатор. Тут рыбаков много. Как бы не поцеловаться с ними...

Шибаев натянул мокрый плащ и вышел на мостик. В сплошной темноте ослепительно вспыхивали белесые, перепутанные зигзаги. Молнии били прямо в море, казалось, почти рядом с кораблем.

– Напоминаю! – прокричал Чашкин. – Под ногами четыре тысячи тонн бензина. Если господь бог пошутит – пропало горючее. Надо будить старика!

– Успеется! – огрызнулся Шибаев. – Пусть поспит!..

Но Платон Игнатьевич Корж давно не

спал. И не шторм разбудил капитана. С вечера он ощутил какую-то вялость, дрожали руки, прошибал липкий пот.

«С чего этакая усталость? – удивился Платон Игнатьевич. – Вроде не особенно переработался...»

Он прилег, сразу забылся и проснулся от тупой, ноющей боли в левой стороне груди. Капитан повернулся, вытянулся на койке плашмя – боль не исчезала. С холодной ясностью Корж понял, что устал не он – на пятьдесят седьмом году жизни устало сердце...

«В моем возрасте естественно, – попробовал улыбнуться Платон Игнатьевич. – Сейчас поднимусь на мостик. Там ветер, солью пахнет. Подышу, делом займусь. Пройдет...».