Синева

Ровно в восемь машина выехала из институтских ворот, товарищи, собравшиеся на проводы, стали расходиться по аудиториям. Но долго еще виднелась посреди двора фигурка в красном платье, махавшая поднятой, словно лилия на стебле, ладонью. Кому же махала она рукой? Кому улыбалась?..

Новая автоколонна подъезжала к перевалу. Шоферы весело гудели, проезжая мимо орудия номер два. Несколько лихачей гнались друг за другом, нарушая дистанцию и порядок. Жаль, в тумане толком ничего не увидишь, не то бы сказал им на обратном пути пару ласковых слов.

_________

3 Кукфыонг – реликтовый лес в провинции Ниньбинь, где недавно открыт специальный научный центр.

– Эй, Тиеу! – окликнул его Туи. командир расчета – Иди-ка поспи! Мой черед дежурить.

– Сам лучше поспи. Я еще свое не отдежурил.

– Пока еще ночи лунные, прихвачу-ка ружье, прогуляюсь вниз, а лощину, и подстрелю эту косулю. А то ведь наша влюбленная так и будет голосить по ночам до рассвета, пока самцы не улягутся спать в кустах мертвецким сном.

– Скажи, Туи, сколько она приносит детенышей?

– Одного в каждый приплод, как корова. Косули, они сейчас жирные, в самом соку. Ты хоть раз пробовал мясо косули?

– Откуда! Мне с тех пор, как мы попали сюда, удалось попробовать только медвежатину. Помнишь, Зиеу в октябре уложил здоровенного медведя?

– Да ну, медвежатина – ни вкуса в ней, ни запаха. Запомни, нет ничего лучше оленины. Нарежь ее потоньше, повари недолго, да не забудь бобовую подливку с имбирем...

– Нечего ерундой голову забивать, откуда здесь соусы с имбирем? Может, ты открыл бакалейную лавку? Я, брат, и с солью поем, не побрезгую.

Он отдал Туи фонарик и полез в землянку. Там уже спал политрук. Гиеу, натянув на себя одеяло и засыпая, снова услышал протяжный крик косули.

Утро выдалось тихое. Но тишина, как всегда на войне, казалась обманчивой. Последние машины автоколонны скрылись за уступами гор. Туман быстро таял. Недавно еще густой, как молоко, он расползался белыми клочьями. Пройдет немного времени, и первые лучи солнца, словно огненные мечи, вонзятся из-за Монетного хребта в небо, туман осядет и морем белых туч затопит ущелья и лощины. И перевал вознесется над ним, как остров. Лишь ближе к полудню тучи растворятся, и снова станут видны лес и река. Она привольно течет в окружении земной листвы. Чуть дальше проявятся красноватые пятна: пространства, накрытые «ковровой» бомбежкой с Б-52, где вывернуты наружу таившиеся под почвой слои глины, и дорога, что, извиваясь, подобно реке, пересекает эти пространства на пути к перевалу.

Солдаты хлопотали возле орудия, сменяя маскировочные листья, переставляя ящики со снарядами, протирая оптику. Это была обычная, повседневная работа. Тиеу и политрук с пустыми ведрами на коромыслах спускались в лощину за водой для умывальников и кухни. Ведра позвякивали донцами о камни. Влажные плиты, по которым шли водоносы, холодили ступни. Воронки засыпали до краев палые листья, желто-красные и пожухлые. Под самым обрывом протекал ручей. Покуда Тиеу выискивал местечко поудобней, политрук с шумом вошел прямо в воду. Потом, подняв на берег полные ведра, они уселись на корточки у ручья: умыться и почистить зубы. Пузыри мыльной пены, переливаясь, поплыли вниз по ручью. Политрук поглядывал искоса на Тиеу: прямо образчик мужской красоты – жгучий брюнет, лоб высокий и чистый, зубы белые и ровные.

– По тебе, небось, в пединституте не одна студентка сохла? – спросил политрук.

– Может, и сохла, только мне об этом неизвестно. Девушки – они ведь скрытные. Политрук расхохотался. «Сущее дитя!» – подумал он. И. оставив Тиеу сидеть на камне, побрел вброд через ручей. Там, за кустарником, зенитчики разбили свой огород. Посаженный на грядках крессон хорошо подрос. Дней через десять в меню у ребят прибавится суп из свежих овощей с мясом. В зарослях над головой политрука бранились между собой птицы...

Комсостав роты был распределен по всем орудийным расчетам, и каждый командир должен был сжиться с зенитчиками. Да, собственно, в условиях, когда расчеты были рассредоточены вдоль дороги больше чем на десять километров, много выбора не представлялось. Иногда они вели огонь все вместе, но когда в этом не было необходимости, в бой вступали только одно или два орудия. Словом, все решалось в зависимости от конкретных обстоятельств. Наставления предписывали располагать зенитные позиции по кругу – так легче сосредоточивать огонь и управлять им. Но здесь были совершенно особые условия.

Орудие номер два стояло у перевала вот уже третий сухой сезон. И политрук Зиеу находился здесь с самого первого дня. Он тогда командовал расчетом, а Туи, теперешний командир, был еще рядовым. Да и само орудие помещалось тогда по другую сторону перевала, близ не использовавшегося ныне виража дороги. Автомашины и пушки неразлучны, как тело с тенью. Ротные офицеры проводят почти все время в боевых расчетах. Но штаб роты, естественно, существует. Это несколько крытых листьями домиков на поросшем высокими раскидистыми деревьями берегу реки. От позиции первого расчета туда – со всеми зигзагами по крутизне – минут двадцать хода. Раз в неделю Зиеу должен был побывать в штабе, а в случае срочных дел за ним присылали вестового. Он еженедельно докладывал о положении во вверенном ему расчете. Докладывал устно, по памяти, но в блокноте его все данные были зафиксированы и разнесены по графам, «А – идейный уровень, Б – участие в боях...» Он знал сильные и слабые стороны любого бойца, их достижения и успехи в каждом бою. Бывало, дотошность Зиеу выводила из себя командира роты, и он говорил: «Если нет ничего особенного, прошу без подробностей!» Но политрук лишь улыбался в ответ и продолжал излагать скрупулезно и неторопливо: ему, мол, некуда спешить. И все давно знали наизусть любимую его фразу: «Не будем-ка лучше торопиться, это вопрос деликатный...» Деликатность была в высшей степени присуща ему самому. Ни разу он никого не задел, не обидел и пользовался всеобщим доверием. А разве этого мало, чтобы утверждать: политрук достоин всяческого уважения и любви?

Однако и у самых уравновешенных людей бывают сердечные слабости. Политрук был влюблен в Ли, которая возглавляла звено ударной молодежи4. Вот уже три года подряд девушки ее звена располагались неподалеку от позиций зенитчиков, и кухни их, глядевшие на воду, перемигивались огнями через реку. Чуть выше по течению стоял мост с поэтическим названием «Облачный». Облачный мост, сколоченный из бамбука, соединял лесистые берега. Каждое лето, где-то в июне, после ливней солдаты выходили чинить мост. К концу сезона дождей домики у реки бывали обычно повалены бомбами, но стены и крыши из листьев лежали на земле целые, необгоревшие, потому что после долгих дождей все было пропитано влагой и никак не поддавалось огню. Зенитчики, вернувшись сюда, помогали девушкам поставить дома заново. Хотя, по правде сказать, работа у девушек спорилась лучше, чем у солдат. Там, где жили девчата, весь день над крышей кухни вился дымок. Под навесом, между столбами, повсюду натянуты веревки, на них вечно сушились плащи, одежда, белье. Вещи развешивались и в дождь, когда во всем окрестном лесу умудрялись оставаться сухими только белки. Одна из них повадилась разгуливать по дереву, ветви которого задумчиво лезли прямо в окошко к Ли, и приходилось то и дело обламывать их.