Синева

– Длинной очередью – огонь! – прокричал Туи в ухо второму номеру. Из ствола вырвались огненные вспышки. Уши давно уже заложило. Никто из ребят не слышал разрывов бомб. Даже звук собственных выстрелов казался им глуховатым и слабым, как далекий гул прибоя. Бомбы легли поперек склона, и все вокруг заволокло дымом.

– - Ну, у этого бомбы кончились, теперь выпустит ракеты и будет палить из двадцатимиллиметровок! – крикнул политрук. Он наклонился поближе к Тиеу и сказал: – Давай-ка я буду подносить снаряды, а ты полезай за бруствер. Там дым пореже. Веди наблюдение за целью.

– Ясно! Я пошел.

– Поторопись! Он вошел в вираж.

Пока Тиеу в дыму пробирался по вспаханной бомбами земле, где-то впереди он услыхал голос Ли, потом – еще несколько голосов:

– Они здесь... Здесь, рядом!..

Тиеу стер с лица пыль и глянул вверх. Над головой синело небо. Самолеты по-прежнему сновали над перевалом.

– Направление двенадцать, угол два! – закричал Тиеу. – Ф-4 набирает высоту!

– Развернуть орудие! Направление двенадцать... – тотчас откликнулся голос Туи.

Орудие дало длинную очередь. Самолет взревел. Грохнули бомбы. Земля заходила под ногами, словно дно лодки. Ф-4, первым сбросивший бомбы, бил по зениткам из двадцатимиллиметровых пушек. Тиеу по-прежнему глядел вверх, выкрикивая данные о целях, и все так же то и дело слышал он выстрелы своего орудия, только вот правая рука почему-то отнялась... Он присел на землю, перед глазами поплыли цветные круги, потом все затопил мрак. Вдруг голос Ли прокричал: «Вон, глядите, падает!» И он все пытался открыть глаза, поглядеть, успел ли вражеский летчик спрыгнуть на парашюте, но ресницы лишь чуть заметно вздрогнули.

Незнакомый девичий голос сказал: «Откиньтесь назад, я сделаю перевязку...» Потом девушка усадила его, взвалила себе на плечи и крепко-накрепко привязала косынкой из парашютного шелка. Он чувствовал сквозь ткань, как горячи ее плечи, то поднимавшиеся, то опускавшиеся, словно волны. И напоследок опять услыхал голос Ли: «Иди прямиком! Быстрее! Быстрее!..»

Девушка спустилась с ним прямо по круче; вскоре под ногами ее заплескалась вода. Утром он тоже переходил здесь вброд через ручей. Тогда на деревьях сердито перекликались птицы. Почему же теперь их не слышно? Он хотел сказать девушке, чтобы она шла помедленней, К чему такая спешка? Но почему-то произнес одно лишь слово: «Пить...» Девушка не остановилась, и он уткнулся лицом в волосы на ее затылке, словно засыпающий младенец. Но он не спал и упрямо вслушивался в окружавший его шум, пытаясь понять, что это за странный звук, будто кто-то одним пальцем ударяет в барабан. Может, это бьет очередями на перевале его орудие?.. Но на самом деле так гулко и часто колотилось сердце тащившей его девушки.

Тиеу очнулся на рассвете. Снаружи, у входа в пещеру, полз по камням туман. Почувствовав холод, он собрался было натянуть повыше одеяло и вдруг вспомнил, что ему отняли руку. Горечь обожгла горло... Враг убил его правую руку. Ну что ж, значит, левой придется работать теперь за две.

Первые лучи света, вырвавшись из-за Монетных гор, побежали к изголовью Тиеу. Туман возле пещеры заколебался, словно театральный занавес.

В пещеру, тихо ступая по камням ногами, обутыми в матерчатые башмаки, вошел какой-то рослый человек в хаки. Подойдя к кровати Тиеу. он поднял разом все четыре угла накомарника, наклонился чуть не к самому лицу раненого и сказал:

– Здорово я угадал, что вы очнетесь именно в это время.

– А вы откуда в такую рань?

– Да вот ходил к тростниковым зарослям. Караулил там косулю. Она повадилась туда по ночам. Я уже видел ее дважды. Второй раз – в полнолуние. Она стояла за кустом, но тень ее ясно отпечаталась на скале.

– Чего ж вы ее не подстрелили?

– Не знаю, не смог. Представьте себе: она задерет голову, крикнет, потом опустит – слушает. Прислушается и снова крикнет... Сам-то я родом с гор. Лет с шести ходил с отцом на охоту с арбалетами. Он все ругал меня: мол, никогда я не стану настоящим охотником. Наверно, прав был...