Рассказ
Далеко за полночь. Лунно. Низкий и длинный крупнобревенчатый дом глядит из-за сугробов на море. С проулка вдоль всей стены снег откидан. Недалеко от угла вздымается и бросает четкую тень высокий под скатом крест, тоже обращенный к морю. Ворота, ведущие в крыльцо, не заперты.
— Да-да... — послышалось в ответ на мой стук. Я вошел.
Женщина в ночном сарафане прошаркала на фоне подсвеченных луной окон в соседнюю комнату и вернулась оттуда с зажженной лампой.
Большая оклеенная комната. Лавки вдоль стен. Длинный крашеный стол в углу. Безликая растрескавшаяся икона...
Женщина подняла свет к лицу. Это была белая, как северная куропатка, старуха, с умными и ясными глазами, неморщинистым крупным лицом.
— Жгем, третью ночь керосин переводим. — Она кивнула на лампу. — Малой парень худо спит, руку посек. Нарывает. Да ты раздевайся. Бросай которо на печь, которо посуше — на полати.
Голос у бабки материнский.
— Пеший, наверно... Али не слышала, как распрягал... Я сейчас уголья в самовар напускаю — живо скипит. Не успел остыть-то, проезжего председателя перед дорогой поила. Как-то доберется? Дальше путь совсем снегом заклало, подле моря пришлось ехать по припаю по береговому. Эка погодушка на целу неделю зарядила — все проруби снегом запускало. Сын с бригадой которой уже день со льду не сходит.
Она сняла самовар, добавила углей, сдунула пыль с крышки и продолжала, оглядывая меня:
— А мешок-то зря в крыльце бросил. Занес бы в сени. Приезжал в бане мыться пастух из третьей бригады. Собака евонна осталась, кабы не сгрызла чего...
Через несколько минут я пил ароматный чай, хрустел подзасохшей картошкой, рассказывал о себе.
— Зря собираешься этаку дорогу пешком месить, — говорила меж тем старуха. — Отдохни дня два, кака-либо подвода и подвернется. Была неволя ноги наминать. Да вот...
На улице звонко заскрипели полозья. Я приподнял подмокшую снизу занавеску и сквозь маленькую отталинку глянул на улицу. Выше окна, на сугробе, полукругом охватившем дом, под луной, глядящей прямо сверху, покачивали ветвистыми рогами олени. Людей было двое — большой да малый. По одежде они напоминали кочевников-коми с реки Ижмы.
— Неоткуда бы ижемцам-то быть, — поднялась из-за стола старуха. — Ближни колхозы почти сплошь ненецки.
Дверь открыл высокий.
— Можно, нет, — вымолвил он спокойно, не вопросительно, а скорее по привычке и, не дожидаясь ответа, ступил на порог.
— Альдоровоте! — поздоровался он. — Думал, будить придется, а вы...
— Заходи, заходи, дорогой гость! — Бабка обрадованно пошла ему навстречу. — Совсем, думала, забыли...
— Ты, Ильинична? Жива? Здравствуй! — сказал высокий, словно только сейчас узнав старуху.
— Слава богу, Петруша. Пора бы помирать-то, да господь смерти не дает. Топчу потихоньку землю-матушку. Каково доехали? Ведь, говорят, далеко от моря идете...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.