- Спасибо. Спасибо вам, - и Фёдор Фёдорович, впервые улыбнувшись одними глазами, протянул свою большую с сильными пальцами руку сначала Серёжке, а потом Витьке.

- Фёдор Фёдорович, - сказал Серёжка, прямо глядя в лицо врачу своими твёрдыми, светлыми глазами, в которых стояло выражение: «Вы и все люди можете расценить это как угодно, но всё-таки я скажу это, потому что я считаю это своим долгом». - Фёдор Фёдорович, имейте в виду, что вы всегда можете рассчитывать на меня и моего товарища Витю Лукьянченко, всегда. А связь с нами можно держать вот через Надю. И ещё я хочу сказать вам от себя и от товарища моего, Вити Лукьянченко, что ваш поступок, что вы остались при раненых в такое время, ваш поступок мы считаем благородным поступком, - сказал Серёжка, и лоб его вспотел.

- Спасибо, - сказал Фёдор Фёдорович очень серьёзно. - Если уж вы заговорили об этом, я вам скажу следующее: у человека, к какой бы профессии он ни принадлежал, любой профессии, может сложиться такое положение в жизни, когда ему не только можно, но и должно покинуть людей, которые зависели от него или которых он вёл и они надеялись на него, - да, может сложиться такое положение, когда ему целесообразней покинуть их и уйти. Бывает высшая целесообразность. Повторяю, у людей решительно всех профессий, даже у полководцев и политических деятелей, кроме одной - профессии врача, особенно врача военного. Врач должен находиться при раненых. Всегда. Что бы там ни было. Нет такой целесообразности, которая была бы выше этого долга. И даже военная дисциплина, приказ могут быть нарушены, если они вступают в противоречие с этим долгом. Если бы мне даже командующий фронтом приказал оставить этих раненых и уйти, я не подчинился бы ему. Если бы товарищ Сталин сказал мне: «Принимая во внимание создавшееся положение, вам разрешается уйти», - я бы не ушёл. Но он никогда не сказал бы этого, потому что он лучше всех понимает это. Он единственный человек на земле, < который тоже при всех условиях не имеет права уйти, только он и военный врач... Спасибо, спасибо вам, - сказал Фёдор Фёдорович и низко склонил перед ребятами свою, точно вырезанную на меди, с лицом тёмного блеска, седую голову.

Наталья Алексеевна молча прижала к груди пухлые ручки, и в практических глазах её, обращенных на Фёдора Фёдоровича, появилось торжественное выражение.

На совещании в вестибюле, совещании, в котором участвовали уже только Серёжка, Надя, тётя Луша и Витька Лукьянченко и которое было самым коротким за последние четверть века, так как оно занимало ровно столько времени, сколько требовалось для того, чтобы ребята сняли свои халаты, был намечен план действий: И уже не в силах сдерживать себя, ребята пулей вылетели из больницы, и в глаза им ударил нестерпимый блеск июльского полдня. Неизъяснимый восторг, чувство гордости за себя и за человечество, необыкновенная жажда деятельности переполняли их существа до краёв.

- Вот человек, это человек! Да? - сказал Серёжка, возбуждённо глядя на своего друга.

- Точно, - сказал Витька Лукьянченко и замигал.

(Продолжение следует.)

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.