– А сейчас... Сейчас она какая-то грустная, – говорил Рудаков. – Я вообще не люблю вечер.

– Я специально сделала вечер. Вечер всегда полон мудрости и смысла.

– Зато утро – надежда. Утром, если пораньше встанешь, всегда кажется, что тебя ждет что-то хорошее. А потом оказывается, что ничего хорошего нет.

— Ну и что? Зато прожил день с верой. А вечер – это конец. Конец всему: и делам и надежде...

Нина не соглашалась:

– Не конец, а венец. Итог. Информация к размышлению. Да, согласна, это не так приятно, как надежда, но мы ведь и не должны стремиться все время к приятному. Тогда мы просто.выродимся.

Семен Петрович обычно не спорил дальше. Ему не нравилась не только сама картина, но и разговор о ней. Не нравилась ему еще и одна деталь в картине, которая почему-то раздражала его, хотя, может быть, он ошибался – художница и не думала делать это специально.

Была большая разница в позах мужчины и женщины. Женщина лежала на песке спокойно, покорно, она вся отдалась солнцу, покою, разговору с любимым человеком, ее не очень беспокоила приближающаяся тень, а если и беспокоила, то женщина сумела подавить в себе это беспокойство, глубоко загнать его внутрь себя; она старалась отвлечь от тени и внимание мужчины, замкнуть его внимание на себе, увлечь разговором.

Мужчина хотя и придвинулся к женщине и приподнялся, глядя ей в глаза, но поза его была напряженной, тревожной. Создавалось такое впечатление, что мужчина слушает женщину, а все его внимание направлено на подкрадывающуюся тень. В любой момент человек может не выдержать и убежать на залитый солнцем луг, бросив женщину одну на берегу реки.

Вот какое впечатление было у Рудакова о картине, и поэтому он не любил и далее боялся ее.

Семен Петрович положил фонарик на кухонную полку, направив его луч в потолок. В пещере наступил приятный полумрак. И вообще она мало напоминала пещеру. Прямо обжитая комната. Пахло сеном, сухими цветами, дымком, кухней. Рудаков как-то взял два дня без содержания посередине недели, выписал на заводе вязанку досок, приехал сюда, сколотил мебель, соорудил кровать, покрасил стену, натаскал травы и веток... Нина ахнула, когда вошла, потом долго обнимала Семена Петровича и плакала:

– Это наш дом... Наконец-то у нас есть свой дом... Я так мечтала...

Рудаков поставил на полку и стол принесенные продукты: хлеб, овощи, банки консервов, колбасу, сало, яйца, сырую курицу. «Ужас! – всегда удивлялась Нина. – Здесь нее на целый санаторий».

Опустошив рюкзак, Семен Петрович бросил его в угол, подошел к отверстию в дальнем конце «комнаты». Это был вход в Дивные пещеры. Рудаков потрогал решетку, прислушался. Из глубин пещер веяло вечным молчанием, тянуло сыростью и холодом, каким-то специфическим воздухом, в котором было и спокойствие, и мудрость, и смерть, и насмешка над человеком. Нина боялась этого хода, и Рудаков принес несколько железных прутьев, цемента и забрал отверстие решеткой. Но все равно ход как-то странно волновал Нину. Ей казалось, что кто-то стоит там и делает ей знаки, словно просит впустить или манит к себе. Навсегда...

– Он заберет меня... – говорила она.

– Еще рано думать о смерти. Я вот не боюсь.

– За твоей спиной опыт... Ты знаешь, как... Ведь ты не один раз умирал, правда?

– Да. На фронте. И после приходилось.

– Вот, видишь... А я ни разу... Я очень боюсь и не знаю, как себя держать... Чтобы достойно... Смерть – это ведь очень интимно, а тут будут стоять, смотреть, ахать, сочувствовать...

– Слушать-то не придется, – опять мрачно пошутил Семен Петрович.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 17
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.