Самые строгие судьи

Другая же категория, наоборот, стремится навязать свое мнение и отстаивает его даже вопреки элементарной логике, споря до хрипоты там, где истина очевидна. Причем чаще всего они слышат в споре лишь себя.

Однажды совершенно случайно мне довелось оказаться свидетелем довольно острого обсуждения моей игры. В сезоне восемьдесят четвертого года «Спартак» завершил первый круг в лидерах, и все в один голос прочили ему титул чемпиона. Но второй круг мы начали неважно: травмы, посыпавшиеся одна за другой, заставляли все время что-то перестраивать в составе, менять в игре, сразу же потерявшей из-за этого недавнюю мощь.

Появилась нервозность и у нас, и у болельщиков. Тем более что основные конкуренты в борьбе за «золото» — «Зенит» и «Торпедо» — уверенно набирали очки. Во втором круге в Лужниках мы принимали оказавшийся довольно неудобным для «Спартака» соперником вильнюсский «Жальгирис». В первые пять минут упустили два голевых момента, а на шестой... забили нам: Иванаускас справа под острым углом ворвался в штрафную и, не раздумывая, пробил в ближний от себя угол. Я же был уверен, что полузащитник «Жальгириса», как обычно случается в подобных ситуациях, прострелит вдоль ворот, и начал смещаться к дальней штанге. Вот почему его удар застал меня врасплох.

Обсуждение этого гола заядлыми болельщиками мне и довелось, потом совершенно неожиданно услышать. Один, негодующе размахивая руками, утверждал, что если бы не первый пропущенный мяч, то «Спартак» ни за что бы ни проиграл. И вообще вот из-за таких «пенок» Дасаева команда потеряла игру, перестала набирать очки. Второй, более спокойный, хотя и не менее огорченный нашим поражением, пытался объяснить своему разгоряченному собеседнику, что у любого вратаря бывают спады, что если результаты клуба зависят только от состояния его голкипера, то, значит, дело не только в нем одном.

Я не знаю, чем кончился этот бурный диалог, дожидаться его завершения просто не стал. Но, оказавшись невольным его свидетелем, еще раз понял, какие же разные люди те, для кого мы играем, как по-разному они видят и воспринимают футбол.

И еще почувствовал: из тех двоих болельщиков помогать на трибуне мне станет второй, потому что верит в того Дасаева, который уже успел доказать свое право на место в воротах «Спартака". Он будет со мной и в минуты радостных побед, и, что особенно ценно, в трудные моменты неудач.

Вот для таких мы и не щадим себя на поле ради победы, поскольку друзей, как известно, огорчать нельзя.

Да, футбольный зритель своеобразен. Сто тысяч непохожих друг на друга по характерам, привычкам, разных по возрасту, профессиям людей приходят на стадион, чтобы на полтора часа позабыть обо всем, кроме игры, окунуться в ее стихию. Вместе с любимой командой они штурмуют ворота соперника и помогают сдерживать его ответный натиск, ликуют, радуясь забитому голу, и огорчаются пропущенному.

Они тоже играют вместе с нами.

Очень часто характер болельщика совпадает с характером любимого клуба. К примеру, у одесситов он неунывающий, легкий, у тбилисцев — огненно-темпераментный, взрывной, а у вильнюсцев — сдержанный, обстоятельный.

Приглядитесь к игре «Черноморца», тбилисского «Динамо», «Жальгириса», и вы найдете в ней немало того, что свойственно на трибунах их почитателям.

Я много слышал о каком-то особом темпераменте бразильских зрителей. Но то, какова на самом деле эта громадная армия — «торсида», как она многолика, неповторима в проявлении страстей, убедился и почувствовал, когда оказался в самом пекле знаменитого гигантского стадиона «Маракана».

В июле восьмидесятого года наша сборная прибыла в Рио-де-Жанейро, чтобы встретиться с бразильской национальной командой. Газеты, радио, телевидение уделяли этому событию огромное внимание. С утра до вечера ведущие комментаторы рассказывали о предыдущих подобных матчах, их участниках. Особенно часто вспоминалась игра в Лужниках, когда бразильцам удалось обыграть нашу сборную во многом благодаря блиставшему тогда Пеле. Кстати, у «короля футбола» наперебой брали интервью и сейчас, интересуясь его мнением по поводу исхода предстоящей встречи.

Словом, ажиотаж был страшный. О том, какое значение хозяева придавали матчу, говорит и такой факт: для победителя изготовили громадный — метровой величины — памятный кубок, который бразильцы очень надеялись оставить дома.

То была настоящая футбольная фиеста. Вначале на поле выясняли отношения шустрые мальчишки в пестрой, разноцветной форме. Затем их сменили ветераны, среди которых были Диди, Феликс, а также другие «звезды» прошлого.

И лишь после этой красочной увертюры, до предела разгорячившей многотысячную аудиторию, настал наш черед. Мне удалось минут двадцать понаблюдать за встречей ветеранов. И то, как реагируют зрители на каждый момент, как не умолкают ни на мгновение, колотя в барабаны, размахивая трещотками и надрываясь трубами, аккомпанируя таким образом своим любимцам, поразило меня.

«Как же играть в этой ревущей стихии? — подумалось сразу. — Как подсказывать ребятам, подавать команды? Ведь не только они, но и я своего голоса не услышу...»

Это была первая для меня встреча с подобной аудиторией. А потому волнение мое легко объяснялось. Не скажу, что четыре года спустя обстановка на мировом первенстве в Испании или, скажем, в Хожуве в восемьдесят третьем году, во время отборочного матча чемпионата Европы, была более спокойной. Но к тому времени я уже кое-что в футболе повидал. А тогда, на «Маракане», предстояло пройти первое серьезное испытание аудиторией, и не какой-нибудь, а бразильской.

Не берусь судить, насколько удалось его выдержать. В каких-то эпизодах действовал четко, в каких-то, особенно поначалу, когда только осваивался, не очень. Но довольно быстро я почувствовал, что на трибунах не оголтелые фанатики, никого не признающие и не видящие, кроме «своих», а люди, несмотря на излишнюю горячность, прекрасно разбирающиеся в футболе.

Это я понял, когда зрители аплодисментами откликнулись на несколько умных передач Шавло, острые и неожиданные рывки Бессонова, стремительные подключения к атакам Чивадзе. Да и про меня они не забыли, когда я удачно среагировал на удары Зико и Сократеса.