С тех пор прошло пятнадцать лет. Деревня Яриха за эти годы отстроилась. Радуя своей чистотой, встали в ряд новые дома, крытые железом и черепицей. Под одной из таких крыш, в кирпичном доме, поместились сельсовет и правление колхоза. Недалеко от этого дома за белой отрадой высился небольшой холмик. На нем лежал гранитный камень, напоминавший о солдате и девушке в шинели, которые первыми вошли в эту деревню. Могильный холмик был покрыт, точно зеленым ковром, травой, из которой торчали коробочки мака, увенчанные маленькими коронами.

Над деревней незаметно опускался вечер. В воздухе мерцала легкая полова, поднятая ветром с колхозного тока, где сортировали рожь. На горизонте уже вспыхивали зарницы, и прямо над Ярихой зажигались одна за другой белые пушистые звезды.

Вот и зерноочиститель замолчал на току. Колхозницы вереницей потянулись в Яриху. От них отделилась Груня Прохорова. Она уже вышла замуж, обзавелась своим хозяйством и работала в полеводческой бригаде. Это была полная молодая женщина с ямочками на щеках и подбородке. Темные рыжеватые волосы, отливающие золотом и чернью, обрамляли ее красивую гордую голову. Красоту эту не портили даже желтые пятна, прилипшие к лицу, точно лютиковые лепестки, - неотвратимые в положении женщины, готовящейся стать матерью. Утомленная, она села на скамейку возле могильного холмика, достала из фартука горсть отходов, которые она собрала у машины, очищавшей рожь на току, и стала растирать мякину, пахнущую хлебом и знойной пылью. Обнаружив в мякине много хлебных зерен, она задумалась, глубоко вздохнула, и при вздохе из - под ключицы показалась и быстро исчезла черная родинка.

Евграфыч подметал вокруг могильной ограды первые опавшие листья. Он еще больше постарел, борода у него совсем побелела, но глаза поблескивали из - под нависших бровей по - прежнему остро и насмешливо.

В первый год после войны Евграфыч приютил у себя Груню и Борьку. Они жили в землянке, а потом колхозники поставили им избу. Позже там поселился и муж Груни, который недавно ушел на военную службу.

Едва солнце спустилось за горизонт, как на улицу вышел парнишка лет шестнадцати в голубой безрукавке и в низко приспущенных сапогах. Встряхивая светлой курчавой головой, он растягивал и сжимал гармонь.

- Борис! - позвала его Груня.

Борис с форсом прошелся перед крыльцом сельсовета и, подойдя к сестре, встал с полуприщуренными глазами. Борис закончил семилетку, работал на зерноочистительной машине, знал себе цену и был уверен, что в жизни нет для него ничего невозможного.

Пересыпая с ладони на ладонь горсть ржаных зерен, Груня укоризненно сказала брату?

- Из одного решета мякины я набрала вот сколько зерна... Что ж это такое, Борис?

- Да сита в зерноочистителе виноваты, - сказал он небрежно.

- Сита... сита! - вспыхнула она. - А ты куда смотришь?.. Нельзя так, Борис!...

- Подумаешь, - пожал он плечами, - горсть зерна, да и то ржаного.

- Но ведь это хлеб...

- Эка невидаль - ржаной хлеб! - усмехнулся Борис.

Груня явственно ощутила во рту кисло - сладкий я чуть солоноватый вкус солдатского хлеба, вскочила, хотела что - то сказать Борису, но вдруг ухватилась за живот и вскрикнула. Сердце у нее будто провалилось, и резкая боль опоясала с такой силой, что не было возможности перевести дух.

Не понимая, в чем дело, Борис в растерянности отступил назад. Евграфыч бросил метлу, обнял Груню за плечи и бережно положил на скамейку. Из ее фартука полетела по ветру мякина, и на землю посыпались ржаные зерна. Прикусив губу, Груня тихо застонала и, когда первая схватка болей прошла, встала на ноги, порываясь куда - то идти. Но Евграфыч удержал ее за руку.

- Ты не бойся, - сказал ой, - сейчас мы все согласуем.

По дороге громыхала телега. Старуха лет восьмидесяти, одетая в яркую, цветастую кофту, держала в руках вожжи.

- Заворачивай, Лукинична! - крикнул старик.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.