Архипыч, сменивший ливрею на синий фрак, в белых нитяных перчатках, прислуживая, налил мозельвейну в зазвеневший бокал, серебряной ложечкой положил салату, полил его из соусника, с поклоном подал смущённому всей этой торжественностью Радищеву:
- Кушайте, батюшка, на здоровье. Покорнейше прошу.
В продолжение трапезы Архипыч не переставал рассказывать о злосчастии, постигшем Москву, где в день умирало от чумы до трёхсот душ, так что и хоронить уже некому.
- А допреж того, - говорил Архипыч, - был на Москве всполох немалый. На мануфактуре купца Гребенкина, что у Каменного мосту, работные люди красного петуха пустили. Что тут содеялось, светопреставление! Осерчал народ, стал хоромы купецкие рушить. Одно слово - бунт! А в Кремле, изволите ли видеть, гарнизону никакого, всех солдатушек под турка угнали, в службе одна слабосильная команда, да и та наполовину в бегах, а главнокомандующий Москвою, граф Петра Семёнович Салтыков, убоявшись гласа народного, в подмосковное к себе отбыли. Остались на ту пору во святом Кремле один архитект Баженов, может, слышали? Они там над прожектом Кремля мудруют; будто сама государыня - матушка повелела им Кремль переиначивать; а токмо скажу я по - старому, по - неучёному: пустое дело затеяли господин архитект.
Радищев внимательно слушал. О чуме он был наведён ещё в Облязове, отец не пускал в Москву, да он выпросился, хоть и боязно было, а не терпелось повидать Белокаменную; за четыре года стосковался по ней. И с Баженовым мечтал свидеться. О прожекте его разно судили.
Он так и сказал об этом Архипычу.
- Воля ваша, сударь, а они и здесь гащивают, - ответил Архипыч. - Ермитаж, сиречь уединение, устрояют для Кускова парка. Вчерась только отъехали.
- Ну вот, - кивнул Радищев, - а ты говоришь на Москве нельзя быть?
- Да они ж отчаянные - с!
Радищев рассмеялся:
- А может, я отчаяннее, ты как знаешь! Старик ничего не ответил, молча стал убирать со стола.
- Покажи эрмитаж, - сказал Радищев, вставая.
И Архипыч, не торопясь, повёл его по аллее к недостроенному зданию. Это был маленький, итальянского стиля домик, в два этажа, изящный и строгий. Ещё не подведённый под крышу, без балконных перил, он сразу же, с первого взгляда, понравился Радищеву.
Ничего особенного не было в этом здании. Такие домики Александр без числа встречал в Лейпциге, в окрестностях парка Розенталь, но кусковский эрмитаж отличался от них строгим соотношением пропорций, невесомостью материала и вместе с тем почти осязаемой завершённостью замысла.
- Дивно! - сказал Радищев. - Экой талант!
Впрочем, о Баженове он слыхал ещё в Петербурге, видел его работы в Академии трёх знатнейших художеств на выставке по случаю приезда архитектора из Италии и Парижа, где учился сей дьячков сын у самого королевского зодчего Шарля до Валы.
- А что, - спросил Радищев, - не слыхивал, отец, дом ваш француз строил или ещё кто?
Подумав, Архипыч ответил:
- Будто, француз Валлий плант с господином архитектором Баженовым прислали, а строили наши, дворовые; ну и господин Баженов указывали.
- Я вот гляжу на него и наглядеться не могу, - сказал Радищев. - А старый был плох, да и не помню я его.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.