Поднимаясь к дому, украшенному античным фронтоном с гербом графов Шереметевых, Александр обернулся, снял треуголку и, обмахиваясь ею, ещё раз окинул взглядом дымящийся на солнце пруд. День был жаркий. У пристани, поскрипывая на цепях, сонно покачивались венецейские гондолы под толковыми балдахинами, расписные ялики. На том берегу пруда, соединённое с ним речкою, сверкало Локасинское озеро. Через речку были перекинуты мосты с вызолоченными перилами. Итальянский, горбатый мостик с кентаврами вёл по липовой аллее в убежище философов - маленький домик с тысячью диковинных редкостей: коллекцией трубок, вееров, бальных масок.

Справа, помнится, был стог сена. А невдалеке от него стояла бревенчатая русская изба. В избе, за дубовым столом, на тёсаных скамьях сидели двенадцать мужичков и пили водку. Сердце замирало от восторга и ужаса, когда восковые фигуры мужичков, приводимые в движение механизмом, начинали чокаться, размахивать руками. Мальчиком, играя здесь, Александр прятался за стог и наблюдал, как бесшумно веселятся мужички.

По направлению к деревне Владычино, чуть видневшейся отсюда, был устроен театр, где Александр в паре с Николенькой Шереметевым, с крылышками за спиной и колчанами стрел, изображали амуров, резвящихся вокруг крепостной нимфы, а старый граф, одетый Силоном, играл на свирели. У моста, при входе в театр, был устроен потаённый каскад. Стоило шутнику отвернуть кран, и капли дождя осыпали с ног до головы проходивших по мосту.

Было множество забав, о которых Радищев не думал теперь: ему было хорошо: будто ожило в нём разбуженное детство, заговорило сотнями голосов. Было тихо. За оградой парка перекликались птицы.

Постояв в раздумье, Радищев вошёл в прохладный вестибюль, украшенный античными вазами, бюстами римских императоров. Между статуями зеленели в кадках лавры и мирты. Улыбающаяся Венера, работы Корреджо, держала в руках овальное зеркало.

В стекле, тусклом от времени, отразилось смуглое лицо Радищева с покатым лбом, высоким взлётом бровей, придававшим юноше удивлённый вид.

Парика он не носил, слегка припудривая зачёсанные кверху волосы.

Скинув с плеч дорожный плащ, Александр аккуратно свернул его и положил на табурет, оправил кружевное жабо. Всё он делал размеренно, не торопясь, сам подчас досадуя на себя и не в силах побороть натуру, - тщательно смахнул пыль с туфель, подтянул чулки и обернулся на голос запыхавшегося камердинера.

- В сад, батюшка, пожалуйте, в доме жарко вам будет, а я уж и поснедать исхлопотал.

- Сколько лет тебе, дружа? - спросил Радищев, удивлённый проворством старика.

Камердинер вздохнул:

- Лета мои предельные, государь, филин считал - счёт потерял. - И, помолчав, добавил: - Ещё старого барина за ладошку гулять важивал.

Александр тронул его за плечо:

- А меня помнишь? С Николенькой, барчуком вашим, играл.

- Зашибло, батюшка, уж не взыщи, мало ли в Кускове народу перебывало.

- А я тебя сразу признал, - Радищев улыбнулся, - только вот имени не упомню.

- Архипычем кличут, родимый, Архипычем, - отвечал старик, распахивая перед Радищевым стеклянную дверь в сад.

Было заполдень. Солнце золотило листву стриженых лип. Вдоль геометрически расчерченных аллей белели мраморные тела древних богов и богинь. По обеим сторонам дорожек тянулись шпалерами георгины. Главная аллея, усыпанная красным песком, вела к оранжерее, оплетённой виноградной лозой. Посреди бархатного партера с куртинами отцветающих роз шумно бил фонтан.

Они прошли влево от дома к голландской ферме, где подле дерновой скамьи был накрыт скатертью стол и уже расставлены закуски, фалернское вино в итальянской фьяске на серебряном посланце среди венецейских кубков, севрских, тончайшего фарфора, мисок и соусников.

Из кафельной трубы фермы приятно тянуло дымком. Показалась приодетая, в гофрированном чепце, стряпуха, неся на серебряном блюде дымящуюся гусятину.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.