Для искусства существует много определений, много будет и новых определений, но думаю, что в их числе остается и такое: сумей сказать то, что есть уже в умах, то, что зачато жизнью, но еще не рождено в словах. А как скажешь — дело твоего таланта. Ибо коль есть МЫСЛЬ, то плоть для нее найдется.

***

...Я думаю, что Некрасов не «пользовался русским фольклором» — в смысле организованно-сознательного поиска. А просто — был он, как люди его склада, русским, был в нем мужик, то есть не брезговал он самим собой — тем, что у нас ныне называют «простым народом». Он сам был «простой народ», как и более судьбой взысканные материально (Некрасов был из нищих дворян) — Тургенев, А. К. Толстой, Гончаров, Лев Толстой, Пушкин, Лермонтов. Имя их — легион.

...Не было у нас в России в XIX веке — период сознательно ограничивается — непризнанных поэтов, прозаиков, драматургов, композиторов, живописцев.

Ничего наш век не вытащил из вещей и дел, незаслуженно забытых и ошибочно отвергнутых современниками. Не было даже таких художников, кто не заслужил бы хоть и прижизненное, но позднее признание. Завидна была судьба и Пушкина, и Карамзина, и Достоевского, и Брюллова, и Глинки, и Островского. Решительно все, познав неизбежную, видимо, таланту и гению муку внутреннюю, не были отверженцами.

Не то на Западе. Стендаль умирает в безвестности. Едва-едва признают Бальзака — в последние его годы и уже физически раздавленного чудовищной работой. С какими трудами пробиваются Верди, Берлиоз и прочие. А Вагнер? А живописцы? Изглоданные нищетой, морально затравленные, умершие на больничных койках, на случайно разбросанном наследстве, которых наживались и наживаются перекупщики.

...Века ХУШ и XIX были способны давать описания природы в такой манере, в которой автор, сам того себе не задавая, заставлял читателя соучаствовать в некоей внутренней, медлительной и поэтической подготовке к действию жизни. Пример — описание природы во «Фрегате «Паллада» Гончарова, книге, мной очень любимой. Второй пример — уже совсем иные описания у Гюго, особенно в «Тружениках моря».

Сейчас, чувствую, дело обстоит иначе. Сейчас, кажется, описания такие допускает читатель лишь как своего рода повороты сюжета. Я вот, например, в «Повестях древних лет» и в «Руси», не то что старался, но как-то иной раз получалось, вкладывал в иные описания мировоззрение людей, их миропри-ятие. Было даже и так, что, описывая колоссальные богатства животного мира, окружавшего моих россичей, я думал об экономической стороне их быта, о том подспорье, которое, кстати сказать, совсем недавно еще имел русский крестьянин в охоте и рыбной ловле. Но это не рецепт, не совет, это у меня так получается.

Но самое лучшее, что может быть, я недавно услышал от одного писателя. Он говорил, вернее, признался в увлечении: «Когда я читал верстку, я думал — неужели это я сам написал!» Он писал вдохновенно — это большое счастье — и очень чисто передал свое ощущение: читал с интересом, будто бы не он и писал. Вот этого, не купишь ни за какие тиражи!

***

Публикацию подготовила Валентина Путилина

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.