Вернулся я в Москву ночью, полковника Осипова с постели телефонным звонком поднял. Не потому, что похвастаться хотел, а потому, что действий Милорда боялся. Полковник так и понял; приехал сонный, но улыбался. Я ему все рассказал (полковник тотчас же в лес опергруппу отрядил), и он мне все рассказал.
За это время его работники выяснили о Милорде многое. Дело не в фамилии, конечно, а в том, что работал Юрий переводчиком в серьезном научном учреждении, снимал комнату в Измайлове, жил скромно, аккуратно и одиноко. В последнее время стал проявлять повышенный интерес к сберкассе в районе Щелковского шоссе, в глухом переулке: открыл там счет, несколько раз вносил понемножку денег и подолгу оформлял вклады, делая это всегда перед самым обедом.
— Оружия у него при себе нет, — сказал Осипов. — Насчет этого почти стопроцентно. Поэтому перед ограблением он обязательно должен поехать в Завидово, где его и накроют в тайнике с поличным.
— А если у него еще есть оружие, которое он прячет где-то в городе? — спросил я. — Должны мы учитывать такую возможность, как бы мала она ни была?
— И что же ты предлагаешь?
— Милорд чистоплюй. Дайте мне фотографии трупа Володи Пухова, его губную гармошку и наган после того, как отпечатки снимут. Убежден, что не выдержат у него нервы, товарищ полковник, не могут выдержать, и выдаст он себя с головой.
Словом, уговорил я полковника Осипова. К полудню получили мы данные экспертизы: отпечатки на револьвере и вальтере оказались идентичными и, по всей вероятности, принадлежали Юрию. Взял я фотографии этих отпечатков, наган без патронов, губную гармошку Вовочки и целую пачку снимков трупа, в том числе и один лицевой: то есть того, что там после пули осталось. Жесткое фото, прямо скажу, и я его отдельно положил. Как козырной туз.
К семи вечера, когда Милорд вернулся домой, наши на всякий случай комнату его заблокировали и меня подстраховали, как могли. Я сознательно шел без оружия, знаете, все могло случиться: драка, свет погас, непредвиденные обстоятельства, и снабжать преступника служебным пистолетом не следовало. Тогда я шел безоружным на свое первое задержание из этих соображений, а потом постарался ввести это в принцип. Ничто так не провоцирует стрельбы, как размахивание пистолетом, это я вам как профессионал говорю. А хуже стрельбы в городе трудно себе что-либо представить по возможным последствиям. Нет уж, если вы преступника правильно вычислили...
Кстати, вам известно, сколько, условно говоря, «портретов» у человека? Никогда над этим не задумывались? Ну, давайте считать: семейный — каков он в семье; служебный — каков на службе; социальный — каков в обществе; милицейский — если ранее привлекался; словесный — как выглядит, рост, вес, цвет; еще мелочей на пять портретов наберется, но главное — духовный портрет преступника. Что, не нравится сочетание слова «духовный» с понятием «преступник»? А мы забудем словесные стереотипы и глянем непредвзято. И тогда выяснится одна аксиома: преступник — всегда человек. Всегда. А это значит, что к нему применим тот же анализ, что и к любому из нас: его можно, условно говоря, вычислить.
Определить пределы его возможностей, четко представить, как он поведет себя в момент задержания, то есть в ситуации, для него особо экстремальной. И продумать план задержания, исходя не столько из топографии местности, сколько из рельефа души: каковы там вершины и сколь глубоки пропасти.
Но это все потом пришло, позже, с ошибками и опытом. А тогда, повторяю, я пошел к Милорду безоружным, исходя совсем из иных соображений.
— К тебе, Юра! — с нервным восторгом пропела предупрежденная нами хозяйка. — А я в магазин пошла!
И опрометью из квартиры, раньше, чем Милорд поинтересовался, кто к нему пожаловал. Она выскочила на лестничную площадку, а я, для порядка стукнув в дверь комнаты, открыл ее без приглашения и вошел туда, где жил Юрий. Милорд. Гражданин Икс.
Тут-то я впервые и увидел его. Тогда не было заведено съемок скрытой камерой, фотография, которую наши сотрудники изъяли из отдела кадров, была серой и нерезкой (возможно, специально нерезкой), и я видел того, кого так долго вычислял, воочию, в глаза, в первый раз. Передо мною стоял хорошо сложенный и, видимо, тренированный парень лет двадцати, с правильными и даже красивыми чертами лица, но как бы без взгляда, без выражения, без души, какой бы она у него ни была. Его глаза скорее были похожи на отверстия в черепе, чем на орган зрения человека, и, помню, это настолько меня поразило, что первым задал вопрос он, а не я, хотя по разработке инициатива разговора должна была исходить от меня.
— В чем дело?
Это было крупной промашкой: я ее про себя отметил и больше никогда в жизни не повторял. Оказалось, что знать своего противника в лицо до встречи с ним просто необходимо, иначе рискуешь испытать нечто вроде того шока, который тогда испытал я. Объяснимо испытал, конечно: ведь я впервые в жизни встречался с убийцей, которого преследовал, настиг и сейчас должен был взять, но взять не физически, а морально, что ли. Заставить его растеряться, забыть о вечной настороженности, совершить ошибку, которая заставит его сознаться как в содеянном, так и в запланированном преступлениях. А он перехватил меня и холодно поинтересовался:
— Так в чем же дело?
— Я вам привет привез, — не совсем по разработке (сбила меня с толку эта встреча лоб в лоб!) сказал я и сел к столу, но уже по плану: и чтобы между нами преграда оказалась, и чтобы он мимо меня к двери не рванул, хотя и ждали его там.
— Какой еще привет? — Он сразу насторожился: по документам ведь никаких родственников у него не числилось, он круглым сиротой проходил. — От кого? Вы, гражданин, адрес спутали.
— Да нет, не должно, — говорю я, все еще играя этакого наивного и старательного недотепу из провинции.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Этот очерк — о героизме. А еще — о безответственности
Недавно я получил письмо, в котором была фраза: «Помогите пробиться в поэты». Эта, с позволения сказать, просьба меня не только озадачила, но и ошеломила