Разрыв

Уже было поздно. Они пошли спать в контору ботанического сада. У Рыбченкова был ключ, сторож их не заметил.

Они легли на тахту. Сергею хотелось уснуть, ему всегда было приятно засыпать, когда Ольга гладила ему волосы. Теперь она не была строгой, а снова только ласковой и грустной.

- Ты пьешь. Ты алкоголик... Ты думал об этом? Ты подумай, - тихо и монотонно говорила Ольга, как обычно говорят женщины в темноте.

Он не слышал ничего, что ему говорила Ольга, а только: «Ты... ты... ты...»

- Мне хочется семьи, - сказала Ольга.

Это он расслышал. Но дело не в том, что ей хочется, дело в том, что он пьет. Он как бы оппортунист в ее глазах.

Рыбченкову показалось, что он уже спит, потому что Ольга гладила его волосы. Потом заснула и Ольга.

На городскую станцию надо было придти к шести часам утра. Они проспали - билетов не было.

- Я не вернусь без билетов. Поеду в Гагры, - сказала Ольга.

- Теперь я тебя провожу, - сказал Рыбченков. - Давай пойдем пешком до Нового Афона, а там ты сядешь в автобус. Давно я не ходил по берегу.

- Где же мы кончим? - спросила Ольга, и они печально улыбнулись друг другу.

Весь день они медленно шли вдоль берега. То впереди них, то сбоку ползли две короткие тени. Справа тянулись горы, покрытые густым лесом, слева блестело море.

Ветер шевелил траву и листья деревьев, но в узкой прибрежной долине воздух двигался жаркой и плотной волной.

- Как быстро высохло, - заметила Ольга.

Они шли, не очень-то много разговаривая. Они обошли маяк - он остался на мысу, слева от них - и на повороте дороги увидели бухту в зеленой оправе берега и вдалеке, на склоне горы, - Новый Афон. Его нетрудно было узнать: в сером пятне маслиновой рощи желтый монастырский собор, и службы, и пристань внизу, и синее море, два парусника, и пароход.

- В общем, красивые места, - сказала Ольга, когда они зашагали дальше.

- Это надо фотографировать, - заметил Рыбченков. - Я давно не ходил по берегу.

Они не прошли еще и полукилометра, как увидели то место, где прервалось движение на шоссе. Холмы здесь теснили дорогу к берегу, и, когда с гор пошла вода, все это поползло к морю.

Весь берег, с мощеной дорогой, деревьями и даже с куском кукурузного поля, сполз к морю. Там, внизу, можно было теперь увидеть все это, нарезанное длинными ломтями. Кусок кукурузного поля особенно выделялся: он был поставлен стоймя среди поваленных деревьев, и обнаженная на срезах земля была черной и полосатой.

Кроны деревьев уже потеряли свежесть: в ливень их волочило по грязи, но высокие стебли кукурузы нисколько не пострадали. В сентябре с них можно будет, пожалуй, снять урожай.