Раздвоение

— Ты ошибаешься. Этот не отступит. Я его знаю! И мы продолжали мчаться по пустынным улицам к виа Джулиа, где жила моя жена.

Наконец мы остановились, я вышел, заплатил, и он уехал. Я посмотрел вдоль пустой улицы и в глубине ее увидел этого негодяя. В тот же момент он шмыгнул в парадную дома, где жила моя жена. Я вспомнил, что как раз в это время моя свекровь, старая ханжа, бывает в церкви и жена моя остается дома одна. Она была ленивой и любила понежиться утром в кровати.

«Он выбрал подходящий момент, — подумал я, — ничего не скажешь, все предусмотрел... Но быстрее, надо догнать его! Иначе сейчас произойдет убийство!» — И я тоже вбежал в парадное, перескакивая через ступеньки, взлетел по лестнице и увидел, что он стоит на площадке, громко стучит в дверь и кричит:

— Откройте! Газ! — Обычный прием, чтобы вам открыли.

Я отступил немного назад. Вскоре в квартире послышались шаги, затем дверь приоткрылась, и я узнал голос моей жены, которая сонно протянула:

— Счетчик в кухне.

Он подождал немного ради приличия, затем вошел в квартиру, и я проскользнул следом за ним.

В коридоре было темно. Я ощутил знакомый запах, который моя жена унесла с собой из моего дома, и почувствовал, что мне становится дурно. Я прошел на цыпочках в конец коридора, где, как я знал, была ее комната, толкнул дверь, которую она оставила приоткрытой, и вошел. В комнате тоже было темно, но не очень, и я смог рассмотреть двуспальную кровать, черные волосы, рассыпавшиеся по подушке, и белые покатые плечи моей жены. Она лежала на боку и уже снова спала.

По правде говоря, увидев эти плечи, я ощутил вдруг такую тоску по тому славному времени, когда смотрел на них у себя дома, уходя рано утром на работу, что даже совсем забыл о нем и его ноже. Я бросился на колени около кровати, схватил ее руку, лежавшую на одеяле, и воскликнул:

— Любовь моя! Сокровище мое! Вернись ко мне! Я не могу больше жить без тебя!

Я уверен, что жена моя, если учесть обстановку, на этот раз позволила бы убедить себя. Но этот подлец встал вдруг с занесенным ножом по другую сторону кровати, тряхнул ее за плечо и заорал:

— Или ты сейчас же вернешься домой, или... видишь это?!

Не стану описывать того, что произошло потом — я боролся с ним. пытаясь отнять у него нож, жена моя кричала от страха и металась по комнате, опрокидывая стулья. А затем вдруг в комнате появились полицейские и набросились на меня. Я старался предупредить их:

— Арестуйте его! Он опасен!.. И осторожно — он с ножом!

Но полицейские, наверное, потому, что нож был и у меня, не разобрались как следует, схватили меня тоже и, как я ни сопротивлялся, на руках вынесли из квартиры вниз по лестнице. Я кричал что было мочи:

— Вы должны арестовать его, а не меня!.. Это ошибка!..

На улице собралась большая толпа. Меня насильно усадили в машину, и когда я поднял взгляд, увидел. что он сидит напротив меня между двух полицейских. Он был в наручниках. А физиономия его, казалось, говорила:

— Видишь, я сдержал слово! Тогда я закричал, указывая на него:

— Он погубил меня, этот убийца! Он погубил меня! — А затем я потерял сознание.

Сейчас я сижу в палате, стены которой обиты мягким. Говорят, что меня держат здесь под наблюдением — предполагают, что от переживаний и вина у меня немного свихнулись мозги. Я не жалуюсь. Но мне очень одиноко. Он-то ведь отправлен в Реджина Чели, и мы теперь разлучены. Он — в тюрьме, а я — в сумасшедшем доме. Так что меня лишили даже единственного собеседника, который у меня был. У меня нет больше никого. И мне остается теперь уже только умолкнуть навсегда.