Раздвоение

— По-хорошему я уже пробовал — это ни к чему не привело. А по-плохому и пробовать нечего. Я ничего не хочу делать силой.

Мне казалось, что я возразил ему верно и убедительно. Но он покачал головой и сказал угрожающе:

— Ну хорошо, мы еще поговорим об этом. — В тот же момент он исчез из зеркала, и я остался один.

Успокоившись, я улегся в постель. Но едва погасил свет, как снова услышал в темноте его голос:

— Ну теперь, когда ты немного успокоился и хмель у тебя прошел, я скажу тебе, что ты должен делать. чтобы вернуть жену. Но не перебивай меня и до слушай до конца.

Я сказал ему, чтобы он говорил, я его слушаю. И тогда он заявил мне, что я должен пойти на другое же утро к себе в мастерскую, взять большой сапожный нож, отправиться к жене, приставить нож к ее горлу и сказать ей: «Или ты сейчас же вернешься домой, или... видишь это?»

Я ответил ему сразу же:

— Но ты с ума сошел! Об этом не может быть и речи. Я хочу, разумеется, вернуть жену, но это не значит, что я должен угрожать ей! Я не собираюсь кончать жизнь на каторге!

Он сказал:

— Ну хорошо, тебе не хочется отправляться на каторгу. Но ведь очень возможно, что там тебе было бы намного лучше, чем здесь.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что там ты, во всяком случае, не страдал бы от одиночества и что тебе в общем-то нечего терять — или твоя жена вернется к тебе, и тогда все будет хорошо, или она не вернется, и тогда ты полоснешь ее ножом и отправишься на каторгу. Там у тебя будет хоть какая-то компания.

— Но ты с ума сошел!

— Нет, я не сошел с ума. И ты это знаешь. Ты, Гульельмо, так одинок, что даже общество каторжников будет тебе отрадой.

Больше я не мог его слушать. Я сел в кровати и решительно возразил:

— Об этом даже речи быть не может! И замолчи! Закрой свой зловредный рот! И дай мне спать!

— Но я предупреждаю тебя — если ты не сделаешь этого, то это сделаю я!

— Я сказал тебе — оставь меня в покое!

— И я сделаю это не позднее, чем завтра утром.

— Замолчи!