Рассказы

Между тем Маргарита продолжала развивать свои умозаключения: если он пишет, значит, он печатается, а если печатается, значит, можно прочесть его произведения.

— Мне бы хотелось почитать что-нибудь его...

— О, разумеется!...

На другой день я приволок два последних номера местной газеты, торжественно развернул, и мы побежали глазами по фамилиям, которыми были подписаны короткие заметки. «Вот!» — Маргарита указала пальцем на фамилию моего отца. Я начал читать вслух: «Нет покоя механизаторам специализированного хозяйства по разведению телят в Хаджидимитрове». Мы расхохотались, и тут мне вдруг вспомнилось, как отец тихо выходит из дома на рассвете, выпивает в ближнем кафе одну маленькую чашечку кофе и отправляется на автостанцию, в его черном потертом портфеле болтаются два блокнота и три авторучки, когда кондуктор автобуса пробивает ему билет, отец бережно прячет билет в бумажник, придется ведь отчитываться о командировке...

— Что за чушь! — Маргарита потянулась за второй газетой. На этот раз знакомая фамилия стояла под следующими строками: «Следует обратить внимание на то, что за последние годы увеличилась закупка винограда, фруктов и сахара, которые идут не только на компоты, мармелад и конфитюры, но употребляются также для приготовления домашнего вина и ракии».

— Я не пью! — сердито отрезал я и взял газету из рук девочки, собственно говоря, мы собирались в кино. Но насладиться фильмом в полной мере мне так и не пришлось: одолели гневные мысли об отцовских «шедеврах». На прощание Маргарита сказала, что мой отец — литературный неудачник, где-то она читала о таких, им кажется, что они могут создать что-то стоящее, а ничего не выходит, они страдают и в минуту отчаяния могут даже посягнуть на свою собственную жизнь. «Ты следи, может, у него в портфеле нож или яд».

— Вот мой отец, например, — продолжала девочка, — посмотри, какой он целеустремленный, это у него еще с армии осталось, если уж он сказал, так чтобы «будет сделано»! Видел, как все на физзарядку являются)...

А мой отец, журналист, сходил с автобуса, по дороге на свиноферму выкуривал одну сигарету, входил в комнатушку дежурных, здоровался с каждым, присаживался на расшатанную табуретку и вынимал из портфеля новый блокнот и авторучку. Задавал вопросы и быстро записывал цифры. Наконец заполнено достаточное количество страничек, отец прощается с каждым и по дороге обратно позволяет себе выкурить еще одну сигарету. Поросята весело похрюкивают вслед, а отец задумчиво продолжает свой путь, и даже начавшийся дождь не может заставить его ускорить шаг.

— По-моему, — разъясняла Маргарита, — ты должен помочь отцу преодолеть творческий кризис. Сначала ты будешь указывать ему на его ошибки, посоветуешь не писать о чем попало, потом познакомишь его с современной художественной литературой, пусть учится. Все писатели когда-то учились. Возьми, предположим, какой-нибудь роман Хемингуэя и незаметно подсунь ему. Он обязательно заинтересуется и прочтет, а потом поговорите о персонажах, о творческой манере и о других литературных проблемах. Вот увидишь, твой отец понемногу изживет комплекс неполноценности, распрямится в полный рост и будет равняться по Хемингуэю. Вот тогда-то он и бросит писать разную чушь! Понятно?

Я утвердительно кивнул, хотя душа моя почему-то металась в смущении. Все же я решился послушаться Маргариту. Целенаправленная, как ее отец, директор школы, она наверняка знала жизнь лучше меня... А мой отец продолжал объезжать округ, вот построили несколько химических предприятий, и переплетение заводских труб заставило отца приостановиться и поразмыслить об ускорении ритма нашего бытия, вот отец входит в целлюлозный цех, вынимает свой извечный блокнот и беседует с рабочими, те меряют его удивленными взглядами, этот тихий человек вроде бы не похож на журналиста, но все же они отвечают на его вопросы, отпускают несколько соленых шуток по адресу администрации, отец благодарит и продолжает свой путь. В прядильном цехе воздух раздражающе душен, отец хватается опасливо за сердце и решительно пускается между станков, следя за тонкими нитями искусственного шелка...

— По заданию редакции? — спрашивает начальник цеха.

— Да, — отвечает отец и записывает цифры выполненного планового задания... Далее он направляется в здание администрации, десятиэтажное, оно расположено прямо у входа на обширную заводскую территорию, мимо отца торопливо пробегают рослые мужчины и молодые девушки. Профсоюзный комитет на четвертом этаже, не стоит вызывать лифт, отец стучит в знакомую дверь и еще с порога задает вопрос, построили ли общежитие для молодых рабочих.

— Дрыхнут эти чертовы строители! Дрыхнут, как медведи по берлогам! — оправдывается председатель профкома. — Наплевать им на сроки, видишь, какое дело бумажное собралось!

Отец пересматривает бумаги в объемистой папке, затем вынимает блокнот и что-то переписывает.

— Так, так! — возбужденно возглашает председатель профкома...

— Сам-то ты не спи! — бросает отец...

Я решил начать с известного романа «Прощай, оружие!». Взял книгу в библиотеке, сам прочел за два дня и тайком сунул в прикроватную тумбочку.

— Готово! — похвастался я Маргарите. — Операция «Хемингуэй» в самом разгаре.

— Подожди! — охладила девочка мои восторги. — Посмотрим, каков будет результат.

Результат, однако, оказался не особенно блестящим. Книга попала в руки моей мамы, а поскольку работа ее была преимущественно вечерней — она гримировала артистов в городском театре, — мама принялась днем читать «Прощай, оружие!». Я пытался убедить ее оставить книгу, но она не соглашалась. К тому же еще читала она ужасно медленно, по десять страничек с утра, днем после обеда она предпочитала соснуть. А отец возвращался к шести, если не был дежурным по выпуску газеты. Он осторожно входил, заглядывал на кухню и, если еды не оказывалось, брал две авоськи и отправлялся по магазинам. Вечером он читал газеты, потом включал телевизор и устало глядел на экран.