Рассказ о Толстом

В университете Толстой не сошелся ни со своими товарищами-дворянами, ни с разночинцами. Наукой он не увлекся. Не перейдя на третий курс, Толстой бросил университет и вернулся в деревню. Здесь он пытался наладить жизнь свою и жизнь крестьян; он хотел быть «добрым помещиком». Это было невозможно. Добрый помещик так же невозможен, как сухая вода, мокрый огонь. И Толстой скоро разочаровался в своих намерениях. Он написал об этом в «Утре помещика».

Так Толстой, не находя себе места, прожил до 1851 года.

Брат Льва Николаевича, служивший на Кавказе, звал его на военную службу. Толстой долго колебался. Но с ним случилось несчастье: он проиграл на снос «Ясную поляну», весь дом, кроме флигеля, разобрали и увезли.

Когда мы представляем себе «Ясную поляну», то нам кажется, что это - очень роскошное место, нам кажется, что граф и большой писатель жил в благоустроенном имении. На самом деле «Ясная поляна», в которой жил Толстой, - дом тесный. Лев Николаевич писал свои романы в помещении, где до того была кладовая.

После проигрыша уехал Толстой на Кавказ. Сразу поступить на военную службу ему не удалось, он жил в Пятигорске, ходил на охоту и только осенью, сдав экзамен, поступил юнкером в артиллерийскую бригаду.

Юнкер - это, по тогдашней терминологии, нижний чин, но привилегированный, такой, которого скоро произведут в офицеры.

На Кавказе начал писать Л. Н. Толстой, и в 1852 году он отправил в «Современник» Некрасову рукопись первой части автобиографической трилогии «Детство».

Долгая работа над собой, огромное знание литературы, талант дали возможность Льву Николаевичу первое свое произведение написать первоклассно.

Не нужно думать, что литературная жизнь Льва Николаевича протекла в очень благоприятных условиях, что ему было легко работать.

Толстой писал в условиях, которые для него были условиями нужды. Он начал писать, стараясь выбиться из этих материальных условий.

В его письмах к Некрасову все время идут разговоры о деньгах. Вот начало одного письма: «Милостивый государь! Моя просьба будет стоить вам так мало труда, что я уверен, вы не откажетесь исполнить ее. Просмотрите эту рукопись и, ежели она негодна к печатанию, возвратите ее мне. В противном же случае, оцените ее, вышлите мне то, что она стоит, по вашему мнению, и напечатайте в своем журнале».

Напечатанное в «Современнике» «Детство» имело огромный успех. Толстой сразу стал в ряду известнейших писателей: Тургенева, Гончарова, Островского.

На Кавказе Толстой был произведен в офицеры, участвовал в нескольких стычках, но карьеры не сделал, чем был, очевидно, огорчен.

Между там политика Николая Первого, не знавшего о том крахе, накануне которого находится империя, не понимавшего вместе со своим классом глубокой отсталости своей страны, политика эта привела Россию к борьбе с Францией и Англией за влияние на Турцию и к войне.

Толстой перевелся в Дунайскую армию, участвовал в сражениях и в обороне Севастополя. В это время Лев Николаевич написал рассказ из кавказской жизни «Рубка леса» и первый из трех севастопольских рассказов - «Севастополь в декабре месяце».

Здесь Толстой дал картину защиты города. Рассказ не имеет определенного сюжета и кончается патриотическим отступлением о том, что взять Севастополь невозможно.

«То, что они делают, - писал он о солдатах, - делают они так просто, так мало напряженно и усиленно, что вы убеждены, что они еще могут сделать во сто раз больше... они все могут сделать. Вы понимаете, что чувство, которое заставляет работать их, не есть то чувство мелочности, тщеславия, забывчивости, которое испытали вы сами, но какое-нибудь другое чувство, более властное, которое сделало из них людей, спокойно живущих под ядрами, при ста случайностях смерти вместо одной, которой подвержены все люди, и живущих в этих условиях среди беспрерывного труда, бдения и грязи. Из-за креста, из-за названия, из-за угроз не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая, высокая побудительная причина...»

Рассказ был напечатан, произвел огромное впечатление, но то, что написал Толстой о солдатах, было неправдой, и он об этом знал.

В записках, которые Толстой писал в это время для себя, он дает совсем другое представление о русских солдатах и офицерах:

«... Зародыш чувства мщения есть в душе каждого, но оно слишком глубоко подавлено угнетением и мыслью о невозможности осуществить его, чтобы обнаружиться. Но, боже, какие ужасы готовит оно отечеству, когда каким-нибудь случаем уничтожится эта невозможность. Теперь же чувство это являет себя в те минуты, когда мысль о равной смерти уравнивает состояние и уничтожает боязнь. В бою, когда сильнее всего должно было бы действовать влияние начальника, солдат столько же, иногда более, ненавидит его, чем врага; ибо видит возможность вредить ему. Посмотрите, сколько русских офицеров, убитых русскими пулями, сколько легко раненых, нарочно отданных в руки неприятелю, посмотрите, как смотрят и как говорят солдаты с офицерами перед каждым сражением: в каждом движении, в каждом слове его видна мысль: «не боюсь тебя и ненавижу». Угнетенный солдат не боится ни физических, ни моральных страданий и оскорблений: первые дошли до такой степени, что хуже ничего не может быть, - смерть же для него есть благо, - последние не существуют для него.