Говорят, в Венеции дома выходят прямо на канал, так и станок мой стоит у рольганга. Это такая дорожка, на уровне половины человеческого роста, которая похожа на длинную стиральную доску, только вместо гофрированной жести она состоит из свободно вращающихся труб. Если на эти трубы поставить блок и толкнуть его, он идет легко, будто лодка по поверхности воды. Так, идя от станка к станку, он приходит, наконец, и ко мне.

Мой «барнес» - американский расточный станок - похож на двугорбого верблюда. В одном горбу, справа, есть место, куда можно поместить блок (цилиндр). Тут я могу его зажать, и, когда станут его обрабатывать резцы, он не шелохнется. Слева другой горб - подвижная бабка станка. Она может двигаться взад и вперед по длинной станине.

Когда я справа зажимаю блок, бабка стоит на самом левом конце станины, и из нее торчат как дула маленьких пушек скалки. На их концах закреплены победитовые резцы, они готовы к бою. С первого взгляда я полюбил этого американца, но он отнесся ко мне значительно холоднее...

У меня ничего не получалось.

Норма была 50 блоков и смену. А я делал 35. В редкие дни удавалось дать 45.

Многорезцовый американец «барнес» меня не признавал.

«Ишь ты, какой стахановец!»

Сперва мне было неприятно, что я не выполняю норму. Но все привыкли к тому, что на «барнесе» никогда норма не выполнялась, и я стал тоже привыкать...

Однажды я прочитал в «Правде» о Стаханове, Алексей Стаханов, молодой забойщик, 30 августа за шесть часов работы на отбойном молотке дал 102 тонны угля. Через несколько дней его перешибли: кто-то дал 115, потом 119, 125, 151 - и пошло и пошло - и вот снова Стаханов побивает всех - дает двести тонн.

«Вот люди что делают, - подумал я про себя. - Шутя играют с мировыми показателями. А я не могу выполнить и одной нормы...» Стал я работать горячей: быстро хватался за ручки, за инструменты, но они у меня часто выпадали из рук. Торопясь я выигрывал какие-то минуты, но тут же они пропадали в суетне.

«Что делать? Может быть, увеличить скорость и подачу?» Я сказал об этом мастеру.

- Ишь ты, - ответил он, - какой стахановец нашелся! Ломать станки! Это бы так всякий перевыполнял норму! Самостоятельно менять режим резания строжайше воспрещено.

«Что же тогда делать? - подумал я - Значит, на сложных американских станках, как мой «барнес», работать по стахановски невозможно?» Но тут за горняками пошли кузнецы. Движение уже стало называться стахановско-бусыгинским. На нашем заводе тоже появились знаменитости: кузнецы Лапин, Хромилин, Бабков.

Я пошел со своими сомнениями к наладчику.

Можно ли из станков выжать больше, чем им положено по норме? Есть ли возможность и здесь что-то рационализировать?

- Есть! - ответил наладчик.

Два разных времени

Он объяснил мне, что на всяком станке есть два разных времени: одно - машинное, когда станок работает, а другое - ручное, когда станок стоит в ожидании, пока рабочий производит подготовительные операции.

Каждой минутой ручного времени рабочий понижает свою выработку.

И тут я понял, что весь секрет в том, чтобы хорошо и плавно работал станок, именно станок.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.