С трудом перевалил я тело через земляной валик и скатился на дно воронки. Надо приложить губы к устьицу рупора. Голова дёргается, и я ударяюсь ртом о картон, который из - за замёрзшей слюны стал твёрдым, как жесть. Во рту солоноватый вкус. Пробую языком губу и нащупываю ранку. Пустяки. Неприятнее другое: меня клонит ко сну.
Наконец мне удаётся приладить рупор. Я держу его около плеча - туда рвётся моя бедная голова. И в такт кивкам мне удаётся произнести:
- Немецкие солдаты! Слушайте наши очередные передачи о ходе ликвидации шестой армии...
Я начал терять сознание на половине фразы и всё же отчётливо помню, что сказал всю фразу до конца...
Я очнулся в блиндаже среди своих. Я лежал на скамейке, под головой свёрнутая шинель, о которую я то и дело мягко стукался затылком. Я не сразу вспомнил, что контужен. Затем я подумал, что имею довольно глупый вид со своей дёргающейся головой, и попытался сострить:
- Ребята, нет ли у кого ремня, голову подвязать?
Никто не улыбнулся, а один боец, в котором я узнал провожавшего меня разведчика, сказал:
- Это у вас скоро пройдёт, товарищ лейтенант. Со мной тоже раз случилось, думал так и останется, глядь, через день и ничего.
- Конечно, пройдёт, - сказал другой, незнакомый мне, чёрный, как жук, сержант. - Вона у Егорушкина вся тулова расхлябилась, как его волной шибануло, а теперь хоть бы что. Верно, ребята?
- Точно!... Хоть бы что!... Как был, таков и остался, - вразнобой подтвердило несколько голосов.
Я спросил у разведчика, который час.
- Без четверти час, - ответил за него чей - то голос.
Значит, моя вечность длилась всего двадцать минут. Голос показался мне знакомым. Ну, конечно же, это сказал Метлов. Я вспомнил, что у меня с ним были какие - то счёты, но какие, - выпало из памяти. Я закрыл глаза, и в землянке стало тихо. Я делал вид, что сплю, но заснуть не мог из - за головы.
Всю ночь напролёт немцы не прекращали шума. Огонь их не причинял вреда. Они словно хотели уверить себя, что ещё живы, что у них есть ещё когти.
На рассвете я задремал и когда проснулся, обнаружил, что голова моя перестала дёргаться. Осталась самая малость, так что почти не мешало. Я боялся поверить в прочность этого покоя. Но голова держалась, и только сокращался мускул на шее, дёргая щёку и глаз. Какое приятное ощущение, когда голова спокойно сидит на плечах. Сколько ещё таких неведомых радостей таится до поры в моём теле!
Пришёл связной от начальника политотдела и сказал, что тот ждёт меня в землянке командира полка. Когда я пришёл туда, там было полно офицеров; среди прочих был и Метлов.
- Ну, как, испортили им нервы? - спросил полковник, пожимая мне руку.
- Да... и себе тоже.
Он захохотал и хлопнул меня по плечу. Рука у него была тяжёлая.
- Ну, ступайте! Действуйте дальше.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.