Отчего же плакал я, артист Жаров, первый певец в первом звуковом фильме? Я плакал оттого, что совершенно не узнал своего голоса.
Конечно, я не Шаляпин, да я и не возлагал больших надежд на свое пение, но то, что я услышал, это выше всякой фантастики: как из бочки, с экрана раздавался глухой звук, удивительно похожий на лай голодного пса.
Но самое замечательное, что все хлопали меня по плечам и спине и в восторге кричали: «Поразительно! Феноменально! Молодец!»
Я недоумевал. То же случилось со мной, когда я впервые увидел себя на экране. Тогда я не мог смотреть на свое изображение. Все казалось ужасным. Когда я впервые услышал свой голос, я его не узнал, мне казалось, что воет кто-то другой.
Появление звука в кино не застало врасплох актеров театра, наоборот, слово расширило выразительные возможности актера и добавило новые, основные краски в его творческую палитру. Мысль нашла свое ясное выражение. Мы стали себя чувствовать в седле, как всадники на хорошей лошади, потому что говорящий драматический артист тосковал в немом кино без слова.
Вот так мы начали снимать «Путевку в жизнь». Вокруг картины собрались интересные люди. Николай Баталов завязал большую дружбу с человеком, с которого был написан его образ воспитателя Сергеева. Это был Михаил Генрихович Типограф, комсомольский работник, очень любопытный человек, умница, начитанный, он увлекался искусством, любил МХАТ и Баталова. Он возглавлял комиссию по ликвидации беспризорности. Знал души этих несчастных малышей, умел с ними ладить. Не было случая, чтобы он не завоевал доверия ребят, которых ему приходилось вылавливать в развалинах или подвалах разрушенных московских домов и препровождать в детские приемники, куда они шли неохотно. Этот молодой человек помог Баталову найти зерно роли и даже подарил ему для съемок свою кубанку и шинель, в которых он производил операции и на которые он несколько раз брал с собой и Баталова.
Первая съемка, с которой начали картину, была облава беспризорных в подвале разрушенного дома. На студии, в помещении бывшего ресторана «Яр», была построена двухэтажная декорация коридора и подвала. Мустафу играл артист Новиков, на остальные роли были приглашены молодые ребята из театральных студий и ученики ГИКа, в том числе из национальных отделений.
Съемки происходили ночью.
Когда беспризорники заполнили декорацию для съемки панорамы общей сцены, мы увидели воспроизведенную с документальной точностью жизнь заброшенных ребят, жизнь скрытую и тщательно оберегаемую от глаз взрослых.
Николай Экк трактовкой сцен показал, что он не только новатор в области техники кино, но и великолепный художник.
С обостренным чувством гражданской ответственности, ярко и смело он вскрыл ужасы, порожденные войной и разрухой.
Показом сцен, где действуют дети, он как бы взывал: «Люди! Вы ответственны за жизнь и судьбы этих обездоленных детей! Присмотритесь и запомните!»
Моя первая съемка началась тоже в этом объекте.
Приход Жигана с девицей в подвал.
Гостей на эту вечернюю съемку собралось много — члены комиссии по борьбе с беспризорностью, писатели, работники «Межрабпома», в общем, я себя чувствовал, как в театре. Начал волноваться — в горле пересохло, мышцы напряглись, чувствую — гибну!
К счастью, сразу играть не надо было: пока установили свет, поправили декорацию, грим, отрепетировали сцену — репетировал небрежно, маскируя волнение.
Желающих попасть на наши съемки было много, но необыкновенное волнение поднялось, когда узнали, что будут смотреть результат первых двух дней съемки — к изображению уже был подложен звук. У просмотрового зала, который находился в подвале, стояла толпа. Все сотрудники студии рвались посмотреть на новое, интересное: «Говорят, просто чудо».
В зале находились исполнители ролей, члены съемочной группы и руководство студии.
Во время этого просмотра, который шел под аплодисменты, всех поразил один парень, изображавший беспризорника. Эпизод был сделан следующим образом.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Иронический рассказ