(Из книги воспоминаний «Жизнь, театр, кино»)
Однажды в театре Мейерхольда ко мне подошел режиссер нашего театра, талантливый человек с оригинальным вкусом и взглядом на искусство Николай Экк и предложил прочитать сценарий на тему о беспризорных, который сделали молодые сценаристы Регина Янушкевич и Александр Столпер. Сценарий «Путевка в жизнь» мне очень понравился, но роль, которую предложил Экк, в восторг не привела.
Я сказал:
— Коля, а почему ты думаешь, что я должен играть Жигана?.. Жулика и убийцу?
— Во-первых, — ответил он, — потому, что ты не похож ни на жулика, ни на убийцу. А во-вторых, ты будешь в паре с Николаем Баталовым. Он будет играть начальника коммуны. Вы разные — вас нельзя спутать.
Да, конечно, Николай Баталов другой — смуглый брюнет с очаровательной улыбкой, немного курносый, с задорными, умными глазами, которые сверкали, когда он смеялся. Это был замечательный актер Художественного театра, и я задумался.
— Нечего думать, по рукам, и все, пробовать я тебя не буду... — заключил Экк.
— Это будет интересная комбинация, — позже говорил Экк корреспондентам, — у меня в картине будут два симпатичных актера, только один — положительный герой, а другой — резко отрицательный, и отрицательным он будет не по своим физико-патологическим данным, а скорее по лени, по нежеланию выпутаться из общества, в которое он попал, может быть, даже случайно. Его засосала «малина». Играя эту роль, Жаров берет на себя огромную ответственность, большую, чем Баталов. У Баталова путь в роли простой, он будет играть СЕБЯ, обаятельного, умного, привлекающего сердца людей человека. Ему проще. А Жарову нужно показать, как гибнут люди, если они вовремя не уйдут со своего порочного пути. Так я думаю о Жигане.
Экк меня не убедил, а заинтересовал, увлек, и я согласился играть Жигана.
Картина была первая художественно-звуковая. Тогда звук начали снимать сразу на двух системах: ленинградцы — по системе инженера Шорина, москвичи — по системе инженера Тагера, энтузиаста, восторженно-беспокойного человека, Который всегда присутствовал на первых наших съемках, первым слушал звучание актерских голосов.
Записали пробу моего голоса. Я пел песенку:
«Голова ль ты моя удалая,
Долго ль буду тебя я носить!» —
под трио гармонистов Макарова, Попкова и Кузнецова и двух гитаристов из театра Мейерхольда.
После того, как оператор навел фокус и приготовил съемочный аппарат, на него надевали бокс — громоздкое сооружение из свинца с войлочной прокладкой, чтобы в микрофон не попадал треск аппарата. Бокс подносили на носилках и надевали на съемочный аппарат сверху, и только после этого «заглушения» начиналась синхронная звуковая съемка. Но бокс не всегда надевался удачно, он был настолько тяжел, что штатив съемочного аппарата часто не выдерживал, ножки раздвигались, и аппарат садился под тяжестью бокса. Все начинали сначала. И так это продолжалось иногда по нескольку раз. Но все были энтузиастами, и беды никого не угнетали. И как оператор Василий Пронин ни уговаривал закутать одеялами свой аппарат, клянясь «всеми богами», что треска не будет, Нестеров-звукооператор, — это была новая профессия — ничего не хотел слушать, он ужасно волновался и требовал, чтобы бокс обязательно надевали на аппарат. Бокс в конце концов водворяли на аппарат, и съемка продолжалась.
Я пел свои песенки:
«Эх, судьба ль ты моя роковая,
Эх, долго ль буду на свете я жить»...
Свету лепили много, пленка была малой чувствительности. Обливаясь потом, я закончил съемку.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.