Мудрый генерал Ермолов отмечал: «Все сказанное Барклаем на Военном совете в Филях следовало бы отлить золотыми буквами»... Единственный из героев Отечественной этот человек был удостоен ордена Святого Георгия 1-й степени... Недвусмысленно на его счет, замечает Раевский, и такое высказывание самого Пушки на: «Стоическое лицо Барклая есть одно из замечательнейших в нашей истории. Не знаю, можно ли вполне оправдать его в отношении военного искусства, но его характер останется вечно достоин удивления и поклонения».

Дорого нам, что в «Жизни за Отечество», разоблачая один из наветов на поэта, утверждавший, что своей поездкой в Закавказье, на турецкий фронт Пушкин хотел воспользоваться для перехода к туркам, в эмиграцию, бывший офицер, писатель Раевский, когда-то остро переживший разлуку с Родиной, на основе неопровержимых данных заявляет: «Дезертиром поэт стать не мог». Да, и этим патриотическим словам порукой череда славных биографий русских литераторов, многие из которых носили в молодости военные мундиры. Думаю, что уместны здесь и слова поэта Константина Бальмонта, чей род велся от сержанта кавалерии по простой фамилии Баламут времен Екатерины II. Всеми забытый, закончив свою жизнь в отчаянной нищете на чужбине, поэт, всю жизнь воспевавший красоту и свет, однажды недвусмысленно сказал: «Некоторых черт в поэте никогда не бывает. Так, поэт изменчив, он изменчивей морской волны, но никогда не был изменником. Измена, изменничество, низость, предательство несовместимы с достоинством поэта, и я не знаю в истории ни одного поэта, который бы предал свою родину».

Может быть, Бальмонт вспомнил эти свои слова, как прощальный привет Отчизне, умирая зимой 1942 года в русской больнице Сен-Женевьев дю Буа, когда, как при Бородине, без суеты шли солдаты под Москвой с последними связками гранат на вражеские танки...

После выхода в свет первой пушкиноведческой книги семидесятилетнего Раевского «Если заговорят портреты», предварившей выпуск в 1974 году последующей – «Портреты заговорили», Николай Алексеевич получил письмо, в котором говорилось: «Я родная внучка Павла Воиновича Нащокина, дочь его младшего сына Андрея Павловича, Вера Андреевна Нащокина-Зызина... Моя бабушка, жена Павла Воиновича Нащокина, Вера Александровна Нащокина (Нарекая), жила и умерла в нашей семье. Вот почему мне особенно дорого все, что написано о Пушкине и его семье...» С чтения этого неожиданного послания у Раевского начался новый «приступ исследовательской лихорадки», какой мы обязаны появлению его книги «Друг Пушкина Павел Воинович Нащокин»...

«В жизни Пушкина малозначительного нет», – вдохновенно считает Раевский.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.