– Они и ночью вас беспокоят? – спросил я у Лени и показал рукой в небо.
– Ох, не говори! Всю душу вымотали. Вначале мне даже нравилось, а потом душу всю вымотали... – повторил он устало. Глаза его сухо поблескивали. Меня немного пугали эти глаза.
– Слушай, Леня, неужели ты лошадь купил? Никогда б не поверил.
– А что? Вон видишь крытый загон. А подальше? Хлев для индюшек. Рита мне еще кроликов предлагает...
– Шапки будешь шить?
– Теща будет. – Он заулыбался, и непонятно: то ли шутит, то ли говорит правду. По лицу у него выступил пот. Он расстегнул ворот рубашки.
– А лошадка у меня ненадолго. Доживу до ноября, и Джапар из Кустаная приедет.
– Кто такой?
– А-а, пустяки. Есть тут один перекупщик. Он в накладе у себя не останется. Он у нас жеребят да коней набирает и гонит их подальше – до Кокчетава. А там уж для коня – другая цена, другие законы. И денежки, конечно, другие... Эх ты, Джапар, удалая голова! – Леня почмокал губами. – Если б ты знал, как его бабы любят! Они любят богатеньких-то. Всё, говорит, пишем, воспитываем, а рубль, выходит, всему голова...
– А ты, Леня, купец!
– Нет, кацо, я дэловой чэловэк. Нынче это в почете. А как жить прикажешь? У меня зарплатка сто сорок рублей. А у жены – того меньше. Она пионервожатая в школе. Вот и кручусь...
– А душа-то, Леня?.. Неужели зря мы учились?
– Ты – идеалист, дорогой... – Он как-то кисло, подавленно улыбнулся и посмотрел на меня внимательно. Потом опять улыбнулся:
– Ну вот что, пойдем на мои бахчи. Все равно жена пока не управилась. – Он открыл какие-то дверцы, и мы вышли в огород. Глаза у Лени блестели, лоб покрылся испаринкой. Он почему-то разволновался. Да что с ним? Я не понимал. Наконец он выдавил из себя:
– Понимаешь, я занялся тут опытами. Да, да, выполняю наказы Ивана Григорьевича. Вот так, дорогой. Посадил ранних огурцов, помидоров. Даже арбузы рискнул. Да, да. Вначале делаю рассаду, а потом высаживаю в горшочках. В прошлом году было три сотки, а собрали – бог ты мой, лето было сухое, арбузное. Первый иней пал десятого сентября. Теща где-то автофургон-«москвичок» раздобыла да на базар свезла. Так ты знаешь, сколько мы денежек себе положили... Ох, прости, извини, ты же у нас деньгами не интересуешься. – Он схохотнул, потом подмигнул мне и шагнул широко вперед. У кучи с перегноем остановился.
– Вон гляди, нынче под арбузами у нас сразу пять соток, остальное – огурчики, дыньки. А картошку я посадил у забора, да еще в деревне у меня есть участок. – Он махнул в сторону дальних домиков. – Дело это занятное – у меня же нынче запланировано два боровка...
– Биология, значит, на практике?
– Во-во, дорогой. – Он, видно, не понял иронии. – Лев Толстой тоже землю пахал.
– И босиком ходил, – добавил я и зажмурился. Мне вспомнился наш далекий незабвенный Иван Григорьевич. Во время войны он раздал все свое имущество эвакуированным.
– Босиком-то босиком... – перебил меня Леня, – а вот в хозяйстве ты, наверно, не смыслишь.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Нравственно-эстетическое воспитание юношей и девушек, приобщение их к лучшим завоеваниям отечественной и мировой культуры – одна из важнейших забот комсомола