Сытым медом поливаю, а он не цветет.

Старый меня любит, а я его нет.

Он шубушку сшиет, а я не ношу.

Он другую сшиет, а я положу.

Ох, носи, моя милая, носи, не жалей!

А не вдвоем тебе молодою быть,

И не два века вековати,

Не две смерти помирати...

– Нет, не он.

Мне очень повезло, что есть они у меня, что был я одарен их лаской, вниманием и понял вблизи, каким тысячу лет был русский человек. Они последние. Но – чувствую – не за горами наша разлука. Нет-нет да и скажет Мария Матвеевна:

— Дождаться бы, когда Лукерья хату достроит, и умирать можно. И Терех говорит: поеду на Брянщину, на Григория дом погляжу и умру спокойно. Я уже себе усе приготовила: купила рубашку серенькую, непозорную на смерть, тапочки. Пальто куплю, а помру – Фроньке откажу, она дробненькая, такая-то, как я, моего росту.

— Не страшно думать об этом?

— Когда лихо достанет, дай, господи, смерть.

— Пожить бы можно, – говорит Терентий Кузьмич.

— Умру, дак девки мои поприедут да будут у четыре голоса петь.

— Можно жить...

— Спасибо Ленину! – перекрестилась она. – Это он людям жизнь дал. Другая жизнь пошла.

— У-у... – сказал Терентий Кузьмич. – Кохаемся.

— Я говорила Мише: «Миша, тогда, как уже батька умрет, я остануся, так буду ходить по вас: поживу у Григория месяц, у тебя да у всех по месяцу». «Ой, мам, я ж тебя допушшу ходить по дворам? Да я к себе возьму». А я поклонилась ему в пояс: «Сынок мой родный, спасибо тебе за хорошие, умильные речи».

— Усе прошло, Иванович.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.