Игра не удалась, потому как нужны были еще артисты, а потом Жорабай ничего не мог сказать, кроме как «шек-шек».

– Давайте играть в дядю Таласбая, – предложил Коктембай.

Это оказалось легче, чем «Енлик и Кебек». Келес исполнял роль Таласбая, он засунул себе под рубашку подушку из колыбели и подпоясался широким ремнем. Коктембай играл деда, для этого он надел его малахай, тоже подпоясался и ходил согнувшись. Шолпан накрасила себе губы красным карандашом – она изображала Файрузу.

Игра детям понравилась, и они играли в нее три дня, до тех пор, пока не поссорились из-за красного карандаша. Келес стал обвинять Шолпан в том, что она совсем его испортила, отобрал карандаш и больше не давал.

Прошел месяц. Таласбай с женой вернулись в аул. Задерживаться они не собирались и потому чемоданы оставили на станции у дежурного. Файруза взяла с собой только вещи, которые она купила Шегену. У нее была еще сетка с яблоками.

Дети играли возле колодца; когда на дороге показались гости, они наперегонки бросились встречать. Горожанам пришлось идти со станции пешком четыре километра. Таласбай отстал от жены, он разделся и шел в одной майке. Файруза тоже вся вспотела, но выглядела не так жалко, как муж. Шеген подбежал к матери. Он был в одних трусах, весь обсыпанный песком, на загорелой шее сверкали капельки пота. Таласбай торопливо обнял сына и тут же, отдуваясь, уселся на обочину дороги. Подошли другие дети, и Таласбай дал подержать Коктембаю рубашку и Жорабаю пиджак. Файруза отдыхала стоя, подперев руками бока, она сильно загорела, и кожа у нее блестела. Файруза разглядывала сына, гладила его по загорелой спине, охала и что-то говорила мужу по-русски. Таласбай все еще не мог прийти в себя, он достал платок, вытер пот со лба и стал обмахиваться. На слова жены он только лениво кивал головой.

Возле дома гостей встретили Жакен и Салжан.

– Ну как доехали, милые? Мы-то вас ждем не дождемся! – радостно заговорил старик, но Таласбай отвечал на расспросы нехотя и односложно, а Файруза стала упрекать Салжан в том, что она плохо ухаживала за ее сыном. Но Салжан в долгу не осталась:

– Мы, милая, за детьми не очень-то смотрим. Бегают, в пыли да в золе возятся, а в люди выходят. Посмотри на мужа своего, он не исключение, а большим начальником стал.

Файруза промолчала и принялась раздавать детям яблоки. Шегену она дала самое большое и красное. Таласбай к этому времени умылся холодной колодезной водой и наконец пришел в себя.

За чаем было невесело. Таласбай с женой разговаривали о чем-то по-русски, на остальных они не обращали внимания. Шеген перестал играть с детьми и вешался на шею то матери, то отцу. Совсем; недавно он был смирный, как пой манный зайчонок, а теперь вдруг будто, взбесился.

Жакен кашлянул, посмотрел на сына и cтал рассказывать про свою болезнь. Сын возлежа: на мягком одеяле, обмахивался и слушал отца с равнодушным видом, а когда старик кончил говорить, сказал только: «Лечиться нужно» Больше ни о чем не говорили. Шадена дома не было, он еще не вернулся с работы, но Таласбай даже не поинтересовался, где он.

Утром гости собрались уезжать. Как и в про ш лый раз, до станции их довезет Килыбай на сво ем мотоцикле. Жакен тоже решил проводить сына и отправился на станцию верхом на ослице. В ауле с домашними гости попрощались холодно. Салжан была в обиде на невестку, на прощание она сказала ей:

– Ну, невестка, аул ты увидела, теперь, надеемся, будешь приезжать чаще. – А потом повернулась и пошла за дровами в глубь двора.

Жакен поил ослицу. Возле отъезжающих был только Шаден, прощаясь, он все жаловался Та-ласбаю на то, что нужны деньги. Таласбай молчал. Тут послышался рев мотоцикла, это подъехал Килыбай. Гости стали усаживаться. Жакен тоже принялся седлать свою ослицу.

Ослица совсем исхудала, и казалось, еле держится на ногах. Старик надел на нее недоуздок. «Надо же, бедняжка, раньше с ней и с уздой не управиться было, а теперь недоуздка слушается», – подумал Жакен, вставляя ногу в стремя. Он подпрыгнул, но с первого раза влезть в седло ему не удалось. «Да, но ведь и я когда-то на нее одним прыжком садился...» Ухватившись за луку, старик с трудом взобрался в седло. От натуги у него на глазах появились слезы. Старая ослица, с трудом передвигая ноги, пошла.

На обратном пути со станции Жакен вел ослицу на доводу. «Зря я на ней ездил, хворая она», – сокрушался старик. Во дворе он расседлал ослицу, задал корм, принес воды, но она ни к чему не притрагивалась. Старик заметил, что она дрожит всем телом, и то и дело подходил к ней. Шадену все это не понравилось. «И чего страдать, будто это скакун, а не ослица, нет, отвести ее в тугаи да бросить там, все одно сдохнет», – сказал он как-то, проходя мимо. В ответ старик только хмуро посмотрел на Шадена.

Через три дня ослица сдохла. Коктембай видел, как она умирала. Утром, когда они с дедом пришли в загон, она вдруг упала, задрав все четыре ноги, закатила глаза, потом перевернулась на бок и замерла. Жакен стоял, держась за поясницу, и глядел на нее. Потом он пошел в другой конец двора и выкатил оттуда арбу. Коктембай понял, что задумал дед. Вдвоем они взвалили ослицу на арбу. Старик подобрал развязавшийся пояс, захватил кетмень, что лежал на крыше навеса, и они с внуком выкатили арбу со двора. На пустыре за аулом Жакен остановился, снял шапку и пояс, повесил их на куст щенгеля, поплевал на ладони и принялся копать. Коктембай смирно сидел под кустом, на котором висели дедова шапка и пояс, и молча глядел на Жакена. Он удивлялся тому, как здорово работает дед, а ведь он сейчас болеет.

– Ата, а белый ослик будет искать свою мать?

– Может, будет, а может, и нет, кто знает... Старик перестал работать, оперся о кетмень и посмотрел на внука. Может, он вспомнил своего сына?..

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• 15
• 16
• 17
• …
• 20
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.