Эдуард Бояков о дилетантизме и кризисе

В начале 90-х Бояков приехал покорять Москву и сделал стремительную карьеру в бизнесе. А уже через пару лет он стал продюсером малоизвестного в ту пору фестиваля «Золотая маска», который ему удалось превратить в главное ежегодное театральное событие страны. Затем были музыкальный «Пасхальный фестиваль» и фестиваль «Новая драма», создание театра «Практика», где он ведет поиск новой театральной стилистики, ставит спектакли, актерствует, организует поэтические вечера и интеллектуальные семинары, проводит художественные выставки. К этому перечню недавно добавилась работа в кино в качестве режиссера и продюсера.

– Как вам удается избежать дилетантства?

– А я не уверен, что удается. В моем понимании дилетантство не является обидным определением. В наше время профессионализм означает всякое отсутствие творческого начала и смысла. Мы живем в такой момент, когда глобальные человеческие ценности, возникшие примерно 300-350 лет назад, такие как рационализм и индивидуализм, изживают себя. Старая система координат перестает работать.

С точки зрения «профи» успех – это цель, и он измеряется количеством заработанных денег или чем-то еще. С точки зрения художника, социальный успех может быть побочным следствием деятельности.

Историю в начале 90-х творили абсолютные дилетанты, которым не было еще и тридцати. С одной стороны, мы были воспитаны в «совковом» мире, а, с другой, у нас был драйв на то, чтобы эту «долбаную» систему разрушить. У тех, кто был старше, просто не хватило бы тестостерона.

К определенному моменту я стал обеспеченным человеком, но у меня не возникало желания заменить «лексус» на «роллс-ройс» или дом в Тарусе, где живет моя мама, на дом в Монако. Это глупые ценности. Когда я вижу, сколько мужчин играют в эти игры, то понимаю, что в этом участвуют не их души и сознание, а детские комплексы, обиды и травмы, их нерешенные вопросы с родителями, с женщинами, с детьми. Это борьба амбиций, которая замещает им единственную борьбу, которую имеет смысл вести, – борьбу с собственными комплексами и нетрезвостью.

– Считается, что занятия бизнесом и искусством антагонистичны. Что говорит на этот счет ваш опыт?

– Если говорить о коммерции, то, да, наверное, это противопоставление. Искусство – это территория нерыночных ценностей, и именно поэтому то, что сейчас творится с современным искусством, по сути, искусством не является. Если же говорить о бизнесе, то он может быть разным, в том числе и творческим. Я занимался огромными проектами, участвовал в прибыли и при этом получал кайфа не меньше, чем получаю сейчас от репетиции или от чтения книг Андрея Платонова и Федора Сологуба.

– После успешной продюсерской деятельности вы стали ставить, играть и снимать. То есть по бытующим современным меркам спустились на ступень, занявшись творчеством. Можете назвать кого-то еще, чья карьера развивалась сходным образом?

– Не знаю, не задумывался, поскольку, как я уже говорил, работаю не для успеха. Впрочем, вот ответ на ваш вопрос – Станиславский. Он был потомственным промышленником и работал в начале своей карьеры в текстильном производстве. Что касается профессии продюсера, то она является столь же творческой, как, например, профессия музыканта.

Продюсирование – это создание художественного продукта. Признаюсь, меня часто накрывает желание уехать в Тибет или в Гималаи, поселиться в каком-нибудь монастыре подальше от этого страшного, циничного и недружелюбного мегаполиса, в котором порой просто невозможно жить. Владимир Иванович Мартынов, великий музыкант и философ, которому я как-то признался в этом своем желании, очень жестко ответил мне: «Раз мы находимся здесь, раз нас определили в этот город, то значит, мы должны справиться со всеми влияниями и тем давлением, которое каждый чувствительный человек ощущает, находясь в Москве». Я с огромным пиететом отношусь к Владимиру Ивановичу, считаю его своим учителем в искусстве, и счастлив возможности работать с ним.

Недавно на двух самых престижных концертных площадках мира в лондонском «Роял фестивал-холле» и нью-йоркском «Линкольн-центре» прошли премьерные показы его оперы «Vita Nuova», и я горжусь тем, что работал вместе с ним в команде. Это, наверное, для меня на сегодняшний день самый важный момент в профессиональной биографии.

– Что сегодня происходит с современными пьесами, почему их ставят только на малых сценах и экспериментальных площадках?

– Это «совковое» наследство. Российский театр не справился с вызовом времени и действующая театральная система продолжает оставаться социалистическим островом. Создавать что-то действительно современное и живое можно и нужно не внутри этой системы, а снаружи, иначе она тебя съест. Развитие нового всегда начинается на маргинальных площадках. Вчера, например, во время «ночи музеев» мы давали два спектакля «Жизнь удалась» в выставочном зале ЦСИ «Винзавод». Спектакль посмотрело 1200 человек, для большинства встреча с таким театром была откровением, и реакция публики была потрясающая, людей буквально разрывало от счастья.

– Получается, что публике-то современная пьеса нужна?

– Абсолютно. А существующей театральной системе не нужна и она естественно сопротивляется, но эта система уйдет, у театра старого образца не будет зрителя. Сейчас в нашем подвале происходят не менее важные вещи, чем на фестивале «Золотая маска» в 90-х. Может быть, нескромно, что я это говорю, но театр «Практика» сегодня самое живое место на театральной карте Москвы и если бы я даже никакого отношения к этому театру не имел, я был бы его фанатом.

– В одном из своих интервью вы сравнивали Москву и Нью-Йорк, говорили, что успех в этих городах абсолютен.

Успех в Нью-Йорке не обязательно приводит к успеху в Москве и наоборот. Но то, что в Москву стекаются потоки креативной человеческой энергии, то, что город буквально разрывает от этой энергии, это очевидно. Я живу недалеко от театра и иногда хожу домой пешком. Так вот, когда после часу ночи видишь пробки на бульварах – это просто фантастика. Вы знаете, такого нет в Нью-Йорке, там на Таймс-сквер к часу ночи уже появляются уборщики. Энергии у нас очень много, это та энергия, которая в начале 90-х развернула страну в другую сторону. Другое дело – как ее применить, куда мы можем позвать людей, и здесь ситуация очень сложная. Кризис, который мы переживаем, он не экономический, он ценностный. Это первый подобный кризис, может быть, за сотни лет.

– Были ли у вас в жизни провалы?

– Я очень часто повторяю и себе и своим близким одну прекрасную индийскую поговорку: «Нет врагов, и нет друзей, есть только учителя». Перефразируя ее, можно сказать, что нет ни успехов, ни провалов, есть только уроки, которые мы извлекаем. Любая жизненная ситуация, даже самая страшная потеря, может, как отбросить нас назад, так и дать нам новый импульс к свету.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.