Когда б вы знали, из какого сора

Растут цветы, не ведая стыда.

Как желтый одуванчик у забора,

Как лопухи и лебеда.

Помню – уже лет семь назад, – ленинградский кинодраматург Юрий Клепиков написал для «Советской культуры» Об Инне Чуриковой: дело в том, что он сам тогда снялся вместе с ней в роли Режиссера в фильме «Начало».

И вот среди трех плотных страничек текста, которые он прислал, были эти строчки Анны Ахматовой. Они звучали так, что было непонятно, к какому именно таланту относятся – к таланту художницы Тани Теткиной из фильма «В огне брода нет», к таланту ли актрисы Паши Строгановой из «Начала» или, наконец, к таланту самой Инны Чуриковой. Ведь и он возрос на множестве мелких, смешных, эпизодических ролей, что тоже можно при желании посчитать «сором».

Ахматовские строчки мне очень нравились. Но я вертела их в голове и так и этак, как горячую картошку в руках, – мне казалось, что они все-таки как-то задевают актрису...

С тех пор прошли годы, и я все-таки привожу эти строки: талант нельзя оскорбить, он действительно растет на самой земной, житейской почве. И, как мне кажется, очень верно строки Ахматовой выражают суть того, что делает на экране Инна Чурикова: ее героини действительно растут из «сора», из самой что ни на есть повседневности – и Таня Теткина, и Паша, и Елизавета Уварова, и, если хотите, даже Любовь Яровая, в которой актриса подчеркивает простоту, даже простонародность, что-то от народоволки, резкой и грубой.

Но вот тогда же, то есть лет семь назад, и мне захотелось встретиться с Чуриковой, чтобы попытаться узнать, из какого же все-таки «сора» возросло ее дарование. Ведь она немало снималась и до фильмов Глеба Панфилова. Таким ли уж высоким барьером отделены те ее роли в фильмах «Тридцать три», «Старшая сестра» и других от Тани Теткиной и Паши Строгановой?..

Таким. Безусловно. Об этом пишут сейчас решительно все. Родилась актриса. То есть она была – и все же она родилась. Мы ее знали – и не знали. Она играла – и как будто не играла. Сплошные парадоксы. Одним словом, ее «открыли».

Поговорив тогда с актрисой, я была немало удивлена, убедившись, что все бывшее до «Брода» она сама не только зачеркивает, но, пожалуй, даже ненавидит. С таким ожесточением говорила она о прежних своих ролях. По ее словам, те роли мешали ей прорваться к Тане Теткиной, к Паше Строгановой и Жанне д'Арк, наконец.

И только теперь, когда она в своем творчестве воздвигла Такой прекрасный и несокрушимый бастион из этих трех ролей, только теперь она, наконец, навсегда отгородилась от прошлого. От прошлого Инны Чуриковой – актрисы на смешные роли.

Любопытно рассказывала она о восприятии ее работы зрителем. Говорила о том, что картина «В огне брода нет» многих оттолкнула от себя и что она даже склонна этих многих понять: человека естественно тянет к красивому. И что вторая картина, «Начало», в чем-то примирила ее со зрителем. А если не до конца? Что ж, надо делать третью картину. Понимать искусство учит только искусство.

Мне тогда же пришлось поговорить с некоторыми людьми, которые знали Чурикову еще по тому, допанфиловскому периоду. И вот что рассказал режиссер Георгий Натансон, снимавший фильм «Старшая сестра»:

– Да что там говорить! Все мы были заворожены удивительной и полной поглощенностью ролью, такой крошечной по объему и занимавшей так мало места в фильме. Сразу стало ясно, что эту-актрису нельзя снимать привычными кинематографическими короткими «кусками», что ее нужно снимать только на одном дыхании, одной сценой, иначе можно расплескать вот эту поразительную актерскую цельность. Так мы и снимали.

Никогда не забуду, как в сцене в общежитии она ела курицу. Просто ела курицу – и смотрела своими огромными глазами на Надю – Татьяну Доронину.

Репетировали мы с ней минимально. Репетировать, обговаривать, готовиться – все это было как-то лишне и даже, пожалуй, вредно. Единственное, что ей было нужно, – это абсолютная тишина. И тогда она играла так, что мы все порой забывали, находимся ли мы в павильоне, снимаем ли кино. Казалось, мы в театре, и мы зрители, и смотрим на сцену.

– Ну как же, – вспоминает актер Евгений Леонов. – Она занималась у нас, в драматической студии при Театре имени Станиславского. Потом как-то след ее потерялся – так часто бывает в нашей актерской среде. Кажется, она играла в ТЮЗе. А в работе мы с ней встретились на картине «Тридцать три». Актерам здесь было нелегко: требовалось играть и гротеск, и эксцентрику, и почти фантастику, а за ними – вполне реальное жизненное содержание: то есть соединить почти несоединимое. И вот тут, в нашей общей совместной работе, я понял, что у. этой актрисы есть одна особая черта – за формой она всегда видит суть. Понимаете, за формой, самой неожиданной, самой эксцентрической или гротесковой, называйте, как хотите, видит жизнь. Драму. То, чем живет человек, одним словом.

Вы спрашиваете, удивила ли она меня в фильме «В огне брода нет»? Да, удивила. Но не талантливостью – о том, что она талантлива, я знал. Удивила другим. Как бы это сказать? В жизни Инна симпатичная, милая, обаятельная. В фильме она угловатая, угрюмоватая, какая-то резкая по всему своему внешнему облику. Я понимаю, что она стремится идти от этой непривычности внешнего облика, его жесткости к мягкости и щедрости души. Но на такой рискованный путь не всякая актриса отважится... Я долго, не могла понять, почему мне тогда все время хотелось здесь, именно в этом пункте, в отношении к прежним ее работам, спорить с актрисой. Почему хотелось ей самой доказать, что она была раньше и что никакой актер не может обрести свою одну-единственную тему, не попробовав себя таким, другим, третьим, не ощутив в себе человеческого и творческого разнообразия.

Я могла понять, когда такое резкое «рассечение» актера на две половины производят другие, не видя связи этих половин, более того, враждебно противопоставляя их друг другу. Но если такое делает сам актер? Почему?..

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.